– Гм… После чисто реальных дел мы опять с тобой вступаем в область мистики, хиромантии, магии, словом, в оккультное царство. Но нет, какова штучка московский коллега!
– Какая штучка? – Да хитрость его.
– В чем хитрость?
– Ты не догадываешься?
– Нет.
– Ах, доктор, ты поразительно недальновиден. Ты знаешь В.?
– Знаю.
– Ты помнишь, как он бесился, когда я раскрыл «иверское дело»?
– Как не помнить…
– Ну, так вот: теперь он хочет дать мне реванш и посрамить «непобедимого» Путилина. Его обращение ко мне есть обращение саддукея и фарисея[4]: авось не разрешит, дескать, вопроса. В случае, если мне не удастся распутать эту загадочную историю, он будет иметь возможность только ликовать: «Видите, и на Путилина бывает проруха».
Гениальный и благороднейший сыщик тихо рассмеялся.
– Так отчего же тебе не отклонить приглашения? Ты ведь не обязан помогать своему московскому коллеге…
Помню, каким огнем загорелись его глаза и с каким удивлением посмотрел он на меня!
– Спасибо за совет. Он странен из твоих уст. Тебе, кажется, пора бы было знать, что я всегда принимаю интересный вызов.
Не в моих правилах отступать пред какой бы то ни было опасностью. Он сел за свой знаменитый письменный стол и написал шифрованный ответ:
«Советую поторопиться поимкой „Петра Великого“ или самозванца, иначе поймаю я. Выезжаю. Путилин».
На московском вокзале нас встретил В.
– Ну, пойман? – были первые слова Путилина. В-аго передернуло.
– Смеяться изволите, дорогой Иван Дмитриевич, а мне-с не до смеху.
– Заели небось высшие? «Подайте, дескать, нам страшного призрака в 24 часа, на то вы начальник сыскной полиции». Знакомая штука! Утешьтесь, коллега, меня шпыняют этаким манером не хуже вашего.
Мы сели в коляску. Был поздний вечерний час. Погода стояла отвратительная. Дул порывистый холодный ветер, пахнувший осенью-смертью. Моросил мелкий противный дождь. Сквозь эту сетку мрака и дождя тускло светились унылым красновато-желтым светом керосиновые лампы уличных фонарей. Их колеблющееся пламя, робко мигая, наводило тоску.
– Через Сухаревку! – отдал приказ кучеру Путилин. Он молчал, зябко поводя плечами.
Вот и она, виновница волнения Москвы, Сухарева башня. В этой мгле противного осеннего вечера почти не освещенная уличными фонарями она казалась какой-то необычайно странной, неуклюжей громадой.
– Бр… – услышал я восклицание московского шефа сыскной полиции.
– Вам холодно? – насмешливо спросил его Путилин. – Или… неприятное воспоминание?
– И то, и другое вместе, ваше превосходительство… – ответил тот.
Путилин, когда мы поравнялись с башней, быстро выхватил свой потайной фонарь и направил сильный свет рефлектора на ту башенку, около которой появился загадочный призрак.
– Эта башенка?
– Да, эта, Иван Дмитриевич…
– Скажите, когда вы увидели привидение на крыше башни, как вы поступили?
Разговор происходил в номере гостиницы «Лоскутной», самой лучшей в Москве.
– Я решил немедленно исследовать внутреннее помещение башни.
– И?
– И ничего, буквально ничего не обнаружил.
Глава III. Приют мышей и сов. Путилин карабкается по стене!
На следующее утро Путилин сделал несколько визитов. Его приезду страшно обрадовались.
– Сделайте милость, почтеннейший Иван Дмитриевич, распутайте это диковинное дело! Освободите Первопрестольную от страшного призрака!
– Постараюсь… – улыбался великий сыщик.
– А как вы полагаете: трудно это?
– Попробуйте! – отшучивался он.
Он заехал за мной вместе с В., и мы втроем отправились в неведомое для меня путешествие.
– Можно узнать, куда мы едем?
– Отчего же нет, доктор! Мы будем осматривать Сухареву башню. Надо же мне взглянуть, что такое там творится.
… С чувством жгучего любопытства подошел я к дверям башни, ведущим в ее таинственное «нутро».
– Где только не приходится мне бывать с тобой, И. Д.! – сказал я Путилину.
– Раскаиваешься или нет? – улыбнулся он. – Ну-с, позвольте мне ключ!
Он взял огромный ключ и, прежде чем сунуть его в замок, внимательно и удивленно-пристально стал разглядывать последний. Мне показалось, что Путилин даже соскоблил что-то с замка.
С тихим протяжным визгом-стоном раскрылась старая железная дверь. Этот противный визг долго стоял у меня в ушах, отдаваясь тревожно-тоскливо в сердце.
– Ну, пожалуйте, господа! – с дрожью в голосе произнес В. и пошел вперед.
Путилин спокойно захлопнул дверь.
Путилин зажег свой знаменитый потайной фонарь. Это было необходимо, ибо здесь царила почти могильная тьма. Запах страшной сырости, плесени, какого-то тлена, точно в склепе, стоял в воздухе.
Мы стали подниматься по узкой-узкой каменной лестнице. Несколько раз я спотыкался, а раз чуть не упал – из-под ноги вырвался обрушившийся кирпич.
– Какая ветхость!.. – пробормотал Путилин.
Скоро наше восхождение окончилось.
Лишь только мы собрались войти в какое-то темное помещение, напоминающее комнату-конуру со сводчатым потолком, как оттуда вылетело что-то большое, черное, чем-то махающее.
– У-у, ха-ха-ха! – прокатился над нашими головами крик-хохот.