Тайна святых

В церкви, духовная значительность литургии чувствуется всеми молящимися, пришедшими в храм не в силу привычки и не по долгу службы (как было нередко в империи), а ради Христа. Но умиление сердца испытывают только некоторые и то не во все время литургии, чаще, как мгновенное озарение, которое невозможно сохранить и удержать. Состояние же неописуемого счастья от ощутимого присутствия Бога любви и глубочайшее умиленное единение со всеми молящимися - есть чувство ныне исключительное, почитаемое откровением. Характерность нашей молитвы в храме есть переживание ее, как личного чувства без слияния со всеми молящимися. Эта неслиянность соответствует, и всему строю церковной службы. Клир как бы отделенный от народа (алтарем и даже различием одежды), совершает служение, а каждый из нас присоединяется к нему (а может и не присоединяться - как угодно). Даже не исполняется мысль творца литургии: - не мы отвечаем священнику, а оторванный от нас и ничего общего с нами не имеющий хор, который мы может слушать просто, как пение.

Это чувство разъединенности, одиночества в храме наиболее испытывается тотчас по окончании службы. Мы выходим из церкви, как чужие друг другу, холодно Оглядывая тех, с кем только что вместе совершали жертву любви. Даже знакомые, здороваясь и разговаривая, принимают любезный и светский тон. Другие же стараются бережно унести с собой частицу, коснувшегося их сердца, благодатного света, как будто без любовного общения с братьями возможно сохранить этот свет.

Мы боимся показать чувство любовной близости к братьям даже если оно зародилось в нас, ибо это в высшей степени не принято.

Чрезвычайно редко чувствуется любовь к нам и в речах проповедников. Они разъясняют нам с амвона различные катехизические понятия или уязвляют нас нашими грехами. Напоминать о грехах хорошо, но не пугая ответственностью, а воспламеняя сердца любовью ко Христу и к ближним.

Наши доклады о вопросах веры и обмен мнений есть, по большей части, высказывание нами тех или иных мнений. Блеском мысли стараются заворожить пустыню сердца, развлечь друг друга; откровение, что есть, - заполнение сердца при наполнении духовной пищей ума (чудо Духа Святого) есть нечто неслыханное в наших дискуссионных собраниях. Еще меньше любви (ибо здесь уже есть и чистая злоба) на наших домашних собраниях (приемах гостей). Наши беседы чрезвычайно трудно удержать от всегдашнего как бы наклона их (о чем бы ни шел разговор) к осуждению ближнего. Речи становятся оживленными и даже пылкими, когда собеседники наталкиваются на возможность осудить брата (конечно не присутствующего). Хорошо это выражено у Льва Толстого: “Разговор не вязавшийся, установился, попав на злословие. Каждый имел, что сказать в осуждение и осмеяние несчастной Мальтищевой и разговор весело затрещал, как разгоревшийся костер”.

Все вышеизложенное свидетельствует, что в нашей общественной жизни (включая и храмовую службу) почти отсутствует благодать, ибо там, где благодать непременно есть горение любви друг к другу, люди живут и дышат воздухом любви.

“Да приидет благодать! Да прейдет мир сей! Маранафа! (Господь идет)”.

Эти молитвенные слова из “Учения ХII Апостолов” следует понять не только как прошение; но и как самый дух собраний церкви времен апостольских.

Чудесным действием Духа Святого все пришедшие на общение церкви как бы уносятся из пределов земного мира с его ограниченностью и косностью. Непрекращающиеся явления силы (даров Духа Святого) - откровения, знамения, чудеса, пророчества - преисполняют сердце, ум, чувства. Все, что происходило на собраниях, не было ни заранее предусмотрено (кроме трапезы - евхаристии), ни планомерно проводимо.

Наитие благодатных сил было столь велико, что с ними трудно было справиться. Имевшие дары, озаренные светом, спешили передать их собранию. Поэтому Ап. Павел, заботясь, чтобы всем поучиться и всем получить утешение от имеющего духа, предлагает соблюдать как бы очередь (все по очереди можете пророчествовать), хотя это и трудно, ибо откровения бывали неожиданны. Поэтому он Заключает: если же другому будет откровение, то первый молчи.

Вечеря начиналась трапезой - вкушением пищи и преломлением хлеба в память Тайной вечери Христа, а завершалась питием из чаши (“чашу после вечери”). Хлеб и вино претворялись в Тело и кровь Христа*.

* Ревнители нынешнего церковного порядка утверждают, что Евхаристия во времена Апостолов была отделена от вкушения пищи на трапезе, но это явно противоречит Ап. Павлу (1 Коринф. II (20-34))

Ап. Павел просит своих младенцев во Христе коринфян, недавних язычников, привыкших к иным пиршествованиям, чтобы они голод сей утоляли дома. И разъясняет: всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет.

Павел предупреждает: “кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против тела и крови Господней: он ест и пьет осуждение себе”.