Тайна святых

Но Изяслав не терпит никаких советов. Пользуясь кротостью Вячеслава, он распоряжается в городе, как высший. Берет дружину Вячеслава и свою и пускается вдогонку за дядей Юрием. Настигает его при одной речке и посылает к Вячеславу просить разрешения вступить в битву, облекая свое желание кровопролития в обычное велеречие: “мы хотим головы за тебя сложить, честь твою найти”.

Вячеслав ответил, как всегда говорил: “от роду не охотник был я до кровопролития. Прошу тебя остерегись”.

Но Изяслав, не дожидаясь ответа, уже вступил в битву. Юрий изгнан из Русской земли и даже удел его родовой Городец срыт до основания. Далее идет в лётописи припев, обычный для Изяславова мирного времени: одержав победу, начали жить в Киеве очень весело и дружно.

Но немного спустя Изяславом опять овладевает воинское беспокойство, он начинает повторять как бы про себя: “а Владимирку будет месть”. Дело в том, что галицкий князь Владимирко, тот самый, который вместе с Андреем Боголюбским помогал Изяславу примириться с Юрием и получил за это несколько городков на Волыни, теперь отказывается их возвратить. Изяслав скоро собирается и идет на Владимирко. Здесь достойно заканчивается его братоубийственная воинская доблесть: после большой битвы ночью, боясь, что огромное количество пленных галичан опасно для его дружины, он приказал всех пленных сонными перебить. “Плач великий поднялся по всей галицкой земле”, говорит летопись. Нельзя забыть, что галичане братья киевскому народу.

Вернувшись в Киев, Изяслав весело и пышно отпраздновал свою свадьбу с молодой грузинской княжной. Но через два месяца занемог и умер (1154 г.). Изяслав в жизни не был ни зол, ни мрачен, напротив, он был всегда чарующе весел. Любил угощать народ, умел расположить к себе всех чрезвычайной приветливостью. Конечно, он был эгоист до самозабвения, так любил себя, что ему казалось все свято, что он делает и говорит. Поэтому с легкостью он поминает имя Божие, даже творя богопротивнейшие дела. Видимо, совесть никогда ни в чем не упрекала Изяслава. В нем есть одна черта, которая роднит его с будущими самодержавными царями, воображавшими себя безответственными Божьими помазанниками: он добивался (самодержцы уже приказывали), чтобы народ его врагов считал своими врагами. Эта черта не свойственна духу киевских князей.

Новгородцы не дорожили святым братом Изяслава Всеволодом, изгнали его, а Изяслава встречали за много верст и в угоду ему ходили войной на дядю Юрия. Конечно, для этого необходимо было, чтобы в сердцевине народа существовала уже порча — сказать иначе: Новгород, а также Киев, который, несмотря ни на что, симпатизировал Изяславу, шли по пути смерти.

Последнее время киевской земли

Губительная мрачность Изяславовых дел отразилась не на его облике, как он передан в истории (свет Мономахов, хотя и внешне, еще объемлет этого сына и внука святых), но на его потомстве. Его сын Мстислав и его внук Роман Галицкий стали проводниками мрака, облекшего Русскую землю. Еще святое борется с этим мраком. Вскоре после смерти Изяслава на киевский престол призван Ростислав Смоленский, брат Изяслава, причтенный к лику святых (1159–1167). Миролюбие опять торжествует на Руси. Но как тяжко сердцу святого, стоящего во главе правления земли, свидетельствуют непрестанные просьбы Ростислава постричь его в иноки Печерской обители. Значит, иссякли те великие силы жизни, которые вдохновили Владимира Мономаха утверждать, что не монашеством, а милостью можно спастись. Разросшееся нечестие (почти) исключает возможность милости и потому святым нет места у кормила правления. Однако Ростиславу удается всех умирить, и тот же Сергей Соловьев, который назвал Ростислава ничтожеством по сравнению с Изяславом, теперь, противореча себе, венчает его деятельность похвалой, высшей для правителя Русской земли: “при конце жизни Ростислава повсюду водворилось спокойствие”.