Тайна святых

Под видом внешнего благочестия, они таят в себе злобу, зависть, крайнюю вражду к своим соперникам по значению в царствах и церкви. Они потворствуют нечестию царей, раболепствуя сами и уча раболепству других. Они требуют лечить заблуждающихся насилием. Пугают немощных Божией беспощадностью и, как садисты, распространяются о муках ада, отталкивая от церкви добрых, но недостаточно крепких в вере, малых сих.

В различные эпохи превозносящиеся являются под разными личинами, принимая защитный цвет того характера злобы, который соответствует данному состоянию народа.

Под их лживым водительством церковь пышно благоденствует в то время, как свидетели Христа — святые умирают, исходя кровью сердца.

Изнеможение святых все усиливается и, наконец, наступает время, о котором “Откровение” пророчествует словами: “и дано было зверю вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом и языком и пламенем” (Откр. 13, 7).

Значит, полное торжество зверя на земле. Необходима перемена всего земного строя, чтобы зверь был уничтожен.

И “Откровение св. Иоанна” пророчествует, что по прошествии многих времен, произойдут на земле великие события, после которых наступит духовное состояние, которое обозначено, как “первое воскресение” (Откр..20, 5).

Об этом в “Благовестии апокалипсиса”.

* * *

Здесь мы только скажем о том, как предчувствуется среди христианского общества, сохраняющего веру и тех, кто совершенно утратил веру, это новое духовное состояние на земле.

В течение девятнадцатого века, некоторые писатели и философы говорили о новой долженствующей быть на земле эре; Достоевский, а за ним Владимир Соловьев* (в первой половине своей жизни) отожествляли это новое с церковью Христовой. В поверьях русского народа это будущее олицетворяется в городе “Китеж”, скрытом до времени на дне таинственного озера.

* Отнюдь не в своих теократических статьях.

Поколение конца девятнадцатого века помнит, какие странные настроения охватили европейское общество перед концом века. Это не были так называемые эсхатологические ожидания конца мира, которые так любили возобновлять перед каждым новым столетием, христиане прежних веков. Это было нервно-волнующее ожидание чего-то нового в мире, что очень скоро должно произойти. Мир стал бредить наяву. Казалось, что вот-вот раскроется нечто не бывшее, таинственное, и мы вступим в утонченно-волшебную жизнь. Появилась масса брошюр с загадочными намеками на грядущие чудесности. В эстампных магазинах, в массе продавались зеленовато-серые фигурки, всей своей искривленной позой выражающие тоскливое желание вырваться из этого мира.

То же настроение продолжалось и в двадцатом веке: люди нервозно стремились достигнуть того, чем они не были. Мерещился некий сверхчеловек. От искусства ждали преображения жизни; на это тщились ответить судорожные мазки художников “Мира Искусства”; в балетах творился сон иного мира; Метерлинк и Гюйсманс, и многие другие пытались изобразить чувства мистико-утонченные. Любопытно, что перед великой войной четырнадцатого года, даже музыка и движения танца танго выражали томительное желание преодолеть земное тяготение.

Так отражалось в обществе, потерявшем Христа, предчувствие величайших событий. Все эти сверх утонченности были раздроблены войной. После нее все с одной стороны погрубело, С другой стороны поумнело и стало серьезнее. Писательский мир и философия гораздо внятнее заговорили о новой грядущей эре. И уже многие стали неотъемлемо относить ее к жизни церкви.

Изумительно, что самый материализм у христиан бредит о несбыточном. Не трезвая мысль о наиболее практическом устройстве в данный момент, а мечта, переходящая в навязчивую идею, о необыкновенном чудесном устройстве будущего общества владеет душой материалиста, он живет утопией, не хочет довольствоваться одной действительностью.

ЧАСТЬ II ЦЕРКОВЬ В ПУСТЫНЕ

По чину царя Мелхиседека и выборные от народа