В каком же состоянии находятся члены церкви? Они почти бессильны бороться с ядами мира сего, бесконечной сложностью и очень тонкого и очень грубого зла. И человек снова втягивается в могущественный процесс созидания царства земного. Весь уходит в интересы мира, в ревущую и стонущую, сверкающую и вертящуюся жизнь.
Как бы вырываясь иногда из потока своих стремлений, христианин приходит в храм, где встречается с братьями во Христе. Но братьями ли мы встречаемся в храме или светскими знакомыми? Без сердечного общения со всеми молящимися в храме, почти нет общения с Богом.
В этом собрании людей (мучительно трудно назвать его Церковью), человек брошен на самого себя, одинок. Самое страшное: в обществе мало любовном слабеет и благодать Божия, становится как бы бездейственной (церковное выражение: действительна, но не действенна). Одиночество порождает: мстительные мысли, зависть, ненависть. Куда при таком обществе деться человеку, которого постигло горе? Где ему искать сердечной милостыни? Все здесь боятся чужой беды. На каждом перекрестке бездушных улиц стережет отчаяние. Праведник в нелюбовном обществе томится, тоскует о правде, но никто не понимает его, ибо все заняты созиданием вещей и своим (и общим) внешним благоустройством.
Сила праведника уходит на то, чтобы пытаться, но никогда не быть в состоянии победить всеобщее равнодушие.
И праведность постепенно как бы угасает: плевелы, которым ДО жатвы дается свобода произрастать невозбранно, прорастают в пшеницу и повидимости губят ее.
Сказано “зверь победит святых”. Даже люди, расположенные к праведности, праведные в душе, вместе со всеми увлекаются в водоворот гибели. Разница только в том, что одни погибают, наслаждаясь, как бы купаясь в похоти, другие гибнут, простирая руки к Богу, как из омута, невыразимо страдания за себя и за братьев.
Гибель, конечно, нельзя понимать здесь в том традиционно антихристовом определении, которое сделалось ходячим мнением в церкви душевно-подобной: эти в рай; эти — в ад. Вспомним (см. глава “Маранафа”), что участь ни одной души не решена до Страшного Суда. И жизнь церкви (т. е. дело духовного становления каждого ее члена), продолжается и в загробном существовании.
Здесь вернее было бы состояние гибели праведников истолковать в духе пророчества святых отцев, как бы еще не до конца в свое время выраженного: святые отцы пророчествовали и о последнем роде, спрашивая, что сделали мы? На это отвечал один из них великой жизни Авва по имени Сирион: “мы сохранили заповеди Божии”. Его спросили: а что сделают люди, которые будут жить после нас? Авва отвечал: “Они сделают половину нашего дела”. Его спросили еще: а которые будут жить после них? “Они ничего не сделают. Придут на них искушения и те, которые в то время окажутся стойкими, будут больше нас и отцов наших”.
К этому пророчеству, казалось бы, следует добавить о временах самых злых: те окажутся наиболее высокими, Кто, погибая, будут мучиться о невозможности быть добрым.
В церкви, утратившей любовь, не быть вовлеченным в водоворот страстной жизни, возможно только для тех, кто непрерывно терпит жизненную неудачу во всем (совершенно бессилен) — так что делается, наконец, как бы всеобщим посмешищем; или для тех, кто всю жизнь неизлечимо болен.
Все ли имеют такую долю? Кто не имеет, тот в земной жизни не в состоянии осуществить свою праведность.
Но, быть может праведно настроенным следует избегнуть всеобщего пленения грехом, отрезав себя от влияния дурного общества, удалиться в пустыню, в затвор?
Здесь мы встречаемся с неким суеверным понятием, что угодить Богу можно особыми личными подвигами аскетическими или молитвенными и быть даже прославлену в награду за Них от Бога.
Повод к такому мнению, очень распространенному в церкви душевно-подобной, дало присутствие в ней священников по чину Мелхиседека, тайных избранников Божиих на служение верное. Они часто и именуются здесь угодниками Божиими. Мы говорим о тех святых, которых церковь канонизирует через некоторое время (большею частью продолжительное) после их кончины. Жития этих особых людей, обычно, исполнены трудных подвигов аскетических и молитвенных. Позднее мы будем много говорить о святых в церкви, убежавшей в пустыню, теперь же только скажем, что теперь явление духовных, — а он есть именно духовные, какими были апостолы, пророки, учителя в первоначальной церкви — есть особая милость Божия, чудо милости. Чтобы иметь, возможность существовать (быть духовными) в церкви, которая не в силах рождать (значит и поддерживать любовью) духовных, избранники Божии получают в момент своего призвания на служение особую непреодолимую благодать*, т. е. Божию силу, защищающую их от падений или, говоря словами св. Андрея Кес., в его толковании на Апокалипсис: “чтобы не быть побежденными угнетениями свыше их сил, святые во время искушения восхищаются к Богу и к престолу Его” (Откровение св. Иоанн. (12, 5): “дитя восхищено было к Богу и престолу Его” — на все время пребывания церкви в пустыне).
* См. далее главу “Свидетели верные”.