Инструкторы собрались в курилке, в стороне от стоянки. Курили, делились впечатлениями выходного дня. К ним подошел комиссар Дятлов. Все встали, но он жестом руки разрешил садиться.
— А где Соколова? — спросил он.
Ему указали на крохотный кустик у ангара, где в одиночестве сидела Нина.
— Так, так… Все одна и одна. Пора бы вам, друзья, подумать о Соколовой.
— Мы уже давно думаем… — начал один из инструкторов, но его перебил Васюткин:
— Думаем, да не все и не как надо.
— А что такое, Васюткин?
— Стыдно рассказывать, товарищ бригадный комиссар. У человека такое горе, а старшина Лагутин без всякой чуткости с моралью к ней лезет.
— Скажите, пожалуйста, — рассердился Лагутин. — Такой маленький и такой шкодливый! Тебя что, мама училка доносить старшим на своих товарищей?
Васюткин покраснел и подскочил к Лагутину.
— «Доносить»? Доносят за углом, а я сказал прямо при тебе и сказал правду!
Лагутин презрительно махнул рукой и отошел от Вовочки со словами:
— С детьми спорить бесполезно.
— Лагутин, вы не правы, — сказал Дятлов строго.
— Товарищ бригадный комиссар, — возразил Лагутин, — насколько я понимаю, Соколова хочет быть летчиком, а наша профессия слез и причитаний не любит…
— «Наша профессия»! Слишком заносчивы вы, Лагутин. Что же, по-вашему, смелые люди должны быть лишены нежности? Приказываю вам никаких разговоров с Соколовой не вести — ни плохих, ни хороших… — Повернулся и, сердито сопя, пошел к Нине.
— Нина, ты виделась с представителем контрразведки? — спросил ее комиссар. — Я не успел предупредить тебя…
— Так это вы устроили эту встречу?
— Я. А что?
— Благодарю вас за заботу, товарищ бригадный комиссар, но только больше не надо мне таких встреч.
— Расскажи, в чем дело?
Нина рассказала очень скупо. И напрасно. А произошло вот что.
…В воскресенье утром в гарнизон прикатил блестящий лимузин, из которого вышел не менее блестящий молодой подполковник. На нем была белая, из плотного шелка, гимнастерка, хорошо отутюженные бриджи и элегантные сапожки. Нине подполковник представился как человек, компетентный в деле Дремова, и попросил ее изложить все, что она может сказать о катастрофе. Нина стала рассказывать. Но скоро она заметила, что подполковник не слушает, а бессовестно строит ей глазки. Ей захотелось шлепнуть его по щеке, но она сдержалась и заставила себя сказать все, что считала нужным. Особенно она напирала на то, что на месте катастрофы садились многие самолеты и ничего с ними не случилось. Заключила она свои соображения теми же словами, которые высказала прежде Дятлову:
— У меня такое впечатление, что какие-то злые силы способствовали гибели Дремова.
Когда Нина умолкла, форсистый подполковник мило ей улыбнулся и заговорил, играя глазами:
— Товарищ Соколова, ваши выводы навеяны вам большой вашей привязанностью к покойному. Вы любили его и желаете, чтобы на его имя не упала тень обвинения в халатности. Я вас не обвиняю. Но относить гибель Дремова и Иванова за счет действия какой-то злой силы нет никаких оснований. Со всей уверенностью опытного чекиста могу сказать вам, что каких-либо вражеских групп в нашем районе нет. И я советую вам больше об этом не думать, а главное, не говорить. Даже комиссарам.
Тут подполковник немного помолчал, а затем заговорил уже в другом тоне:
— Да и следует ли вам, молодой девушке с такой внешностью, так сильно расстраиваться? Что случилось, того не воротишь. Вы найдете себе достойного человека, который вас будет любить не менее горячо, чем Дремов. У вас такие чудесные глаза, такая царственная фигура…
Нина резко встала.
— Товарищ подполковник, — сказала она дрожащим голосом, — вы зачем здесь? Вы понимаете, что эти ваши слова не уместны и оскорбительны?
Подполковник тоже встал и, взяв Нину за руку, зашептал:
— Милая, успокойтесь и простите меня, но я, как мужчина...
Нина сильно и грубо оттолкнула его со словами:
— Прошу оставить мою комнату.
Подполковник, видимо, не ожидал такого отпора.
Криво усмехнувшись, он пожевал губами, должно быть хотел сказать еще какую-нибудь пошлость, но передумал и взвизгнул:
— Девчонка! Ты не умеешь ценить расположения больших людей! За распространение панических слухов о существовании мифических вражеских сил в глубоком тылу я могу закатать тебя куда Макар телят не гонял!
— Уходите, — повторила Нина. — Или я позову летчиков, и вас выгонят с позором.
Пятясь к порогу, подполковник сказал свистящим шепотом:
— Запомните две вещи: насчет распространения панических слухов и насчет того, что я — ваш покорный слуга. — И исчез.
Рассказать все это комиссару Нина постеснялась. Она передала ему только то, что представитель контрразведки отнесся к ее сообщению с недоверием. Наивное умолчание Нины о подлом поведении подполковника было ее грубой ошибкой и, как увидит потом читатель, имело далеко идущие последствия. Расскажи она Дятлову все, как было, тот бы насторожился к подполковнику и, возможно, принял бы свои меры, а теперь и он усомнился в предчувствиях Нины.