Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)

Тот, что сидел рядом, объяснил Фаине: ее везут на соседнюю железнодорожную станцию, где легче будет сесть на поезд…

Машина шла по узкой лесной дороге. Кругом зелень и тишина, и Фаина обрела душевное спокойствие. Вот какие превратности в жизни! Еще час назад она не знала, как быть, что делать, а теперь едет к поезду… Есть все же хорошие люди! Она смотрела на стриженый затылок водителя, на мелькающие древесные стволы, на ухмыляющегося чему-то соседа и благодарно думала о своем дяде. В семье он слыл черствым человеком, а вот в трудную минуту вспомнил о ней… Пыталась представить встречу с дядей в далекой Средней Азии. Она почти не помнила его, так как рассталась с ним, когда была еще совсем маленькой. «Видимо, мама была не права, когда говорила о дяде, что он черствый и бессердечный. Вспомнил вот, позаботился…»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Если бы лейтенант Ершов предвидел, что его опоздание к поезду, с которым прибывало молодое пополнение для школы пилотов, послужит первым звеном в цепи многих печальных событий, он не стал бы ждать машину, а за час раньше примчался бы на вокзал пешком. Подумаешь, расстояние — шесть километров! Но где ж ему было предугадать то, что потом случилось? Получив приказание, он зашел в автопарк и справился, можно ли получить машину для поездки на вокзал. Машину обещали. Весело взглянув на Ершова, молодой шофер сказал:

— Один момент, товарищ лейтенант. Подзаправимся и — в путь.

— Не опоздаем?

— Что вы! За двадцать минут там будем. Еще и покурим на перроне, пока поезд подойдет.

Успокоенный лейтенант взобрался по стремянке на лабаз, под которым стояли машины, и с этой высоты стал обозревать окрестности.

Школа пилотов располагалась в одном из типичных для Средней Азии районов. В лучах знойного июльского солнца сверкали снежные вершины гор. Там, где лучи падали отвесно, снег был ослепительно белый, а с теневой стороны — голубовато-зеленый. Переход от снегов к открытым скалам почти никогда не виден: его закрывает пояс клубящихся облаков. Под облаками синеют леса, местами их прорезают бурные, стремительные, седые от пены потоки. Ближе к подножью горы пологие. Вокруг степь, переходящая в песчаную пустыню с барханами, какие Ершов раньше видел лишь на картинках. На картинках красиво, а в жизни печально, и смотреть не хотелось. Воздух дрожал от зноя, рождая в своих струях обманчивые миражи. В цепких колючках прятались вараны — огромные ящерицы; скользили, блестя чешуей, змеи; высоко в небе кружились пернатые хищники.

К пескам Ершов остался равнодушен, но вид, открывающийся взору в сторону гор, вызвал восхищение. Здесь было много воды, а вода в Средней Азии — это жизнь. Бурные реки, сбегая с гор, растекались по паутине арыков — многочисленных небольших искусственных каналов. Они орошали поля, пышные сады, где зрели фрукты.

Гарнизон школы пилотов размещался рядом с широкой автострадой, обсаженной тополями. Тенистым коридором автострада шла до города. В густой сочной зелени садов белые стены домиков казались особенно нарядными. Блестели окна, блестела вода в арыках и водоемах, блестел снег на горных вершинах, серебрились взъерошенные движением воздуха листья тополей. Вместе с ароматом садов переменчивый ветер нес то горную прохладу, то зной пустыни…

Заглядевшись, Ершов забылся. Автомобильный гудок вернул его к действительности. Он поспешно взглянул на часы — до прихода поезда оставалось пятнадцать минут.

— Успеем, — снова успокоил его шофер.

Но только отъехали от гаража, мотор зачихал, закашлял и окончательно заглох. Шофер чертыхнулся и полез под капот искать «пропавшую искру», а взбешенный лейтенант, выпрыгнув из машины, чуть не бегом кинулся по шоссе к городу. С ужасом он поглядывал на неумолимые стрелки часов. Безнадежно опоздал…

Что же произошло с новичками, которые, сойдя на перрон, не нашли тут представителя школы?

2

Их прибыло человек двадцать. Старшиной группы был долговязый, худощавый парень, чем-то похожий на Маяковского. Это сходство усиливалось явным подражанием парня великому поэту. Фамилия его была Зубров, но прибывшие почему-то называли его не по фамилии и не «товарищ старшина», а «товарищ студент». Прозвище было дано ему не случайно: Всеволод Зубров был призван в армию и направлен в летную школу со второго курса института. Это «возвышало» его над остальными курсантами и по образованию и по возрасту и, видимо, было учтено в военкомате, когда его назначали старшим группы. Учли, наверное, и не по летам серьезный вид его.

Быть старшим в разношерстной группе будущих курсантов не так-то просто. А молодые, горячие, озорные, непривычные к военной дисциплине, едва знакомые с уставом, они неохотно подчинялись командам человека без всяких знаков различия. В дороге многие из них уже ссорились с Зубровым, а когда вышли на перрон и не нашли представителя школы, в команде начался полный разброд. Каждый высказывал свои предложения, считая их наилучшими. Большинство сходилось на том, что надо пока «пошататься по городу» и в школу не спешить.