- «Тёмный вестник» часто читаешь? — снова вспылил Эдвин. — Завербовали… Думаешь, там все только и думают, как бы навредить Оплоту? Да у них своих собственных дел масса. И тёмные там живут вполне нормально. Пальцем никто не показывает, за оружие не хватается.
— Ага, то-то они от такой идеальной жизни то и дело в наши «ненормальные условия» переезжают!
— Она не идеальная, — вздохнул Эдвин, удивляясь упрямству собеседницы. — Она не такая плохая, как пытаются изобразить в «Вестнике». Даже те самые приезжие, о которых ты говоришь, это признают. Мне доводилось обсуждать эту тему с парой — тройкой из них. И в Настрию я ездил не просто так, а чтобы посмотреть на всё своими глазами. На государственном уровне притеснения тёмных нет. Есть отдельные чиновники, которые настроены против нас и позволяют себе лишнее. Они есть, не спорю. Зато правительство заинтересовано в воссоединении. А простым людям по большей части вообще всё равно, какой цвет волос у соседа.
— И с какой это стати их правительство так в воссоединении-то заинтересовано? — подозрительно прищурилась Тамира.
— Чтобы перерезать нас всех, конечно, — язвительно отозвался Эдвин. — Послушай, тебе самой в голову не приходило, насколько наше разделение искусственно? — спросил он, вновь возвращаясь к серьёзной дискуссии. Попытки переубедить собеседницу он всё-таки не оставил. — Светлые и тёмные — это ведь не разные народы, не разные расы, даже не последователи разных конфессий. Мы все — настрийцы, просто обладающие разными способностями.
При слове «настрийцы» Тамира встрепенулась, явно намеренная возразить, но Эдвин продолжил с ещё большим напором, не давая ей вставить слово.
— Отделить тёмных от светлых — это всё равно, что поселить в разных странах пекарей и портных. Хорошо не будет ни тем, ни другим, потому что каждому человеку надо и есть, и одеваться. Да, пекарям жить будет легче, потому что еда важнее. Но рано или поздно и они ощутят дискомфорт. Мы нужны друг другу, Тамира. Нам не хватает их лекарств. Им — нашей анестезии. И это только пример. Я даже представить себе не берусь, чего можно бы было достичь, объединив их и наши возможности сегодня, с учётом развития современных технологий.
— Всё, что ты говоришь, прекрасно, но это только теория. А что однажды случилось на практике, мы уже знаем. Ты можешь быть уверен в том, что это не повторится? Пусть даже не сегодня, а пару поколений спустя?
Эдвин посмотрел на неё как-то странно. Серьёзно и… обречённо, что ли. Однако прежняя убеждённость никуда не исчезла.
— Не могу, Тамира. — Кому-то другому он бы, возможно, ответил иначе. Но ей солгать не мог, даже в таком не слишком важном вопросе, как его собственная, субъективная, уверенность или неуверенность. — Я не могу поручиться за то, что произойдёт пятьдесят или сто пятьдесят лет спустя. Возможно, политика светлых изменится, к власти придёт очередной маньяк, и для наших потомков настанут чёрные времена. Я очень надеюсь, что этого не произойдёт, но гарантировать, конечно же, не могу. Зато я могу гарантировать другое.
Он склонил голову набок и выразительно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь достучаться до глубин сознания. Тамира же отметила блестящую на лбу испарину и нездоровый цвет кожи.
— Если мы не станем сотрудничать со светлыми, то вымрем значительно раньше, чем нас успеют настигнуть все эти гипотетические проблемы, — изложил ход своих мыслей Эдвин. — В Оплоте очень мало ресурсов, Тамира. Десять лет, в крайнем случае двадцать — и всё. Всех этих новых поколений просто не будет. Так что из двух зол приходится выбирать меньшее. А для того, чтобы обезопасить себя и своих потомков на будущее, надо принять меры с самого начала. Сейчас, когда правительство Настрии на нашей стороне, а мы сплочены и географически, и морально. Именно сейчас надо позаботиться о том, чтобы в перспективе события двухсотлетней давности не могли повториться. Но это не повод сидеть взаперти и медленно, но верно угасать от нехватки ресурсов.
— Всё сказал? — Тамира присела на корточки, открыв дверцу шкафчика, повозилась со склянками и вынырнула оттуда с наполовину наполненной кружкой. — Держи тогда.
Тщательно размешав порошок в воде, она вручила кружку Эдвину. Чтобы тотчас же снова отойти и заняться очередными порошками на длинной, узкой доске, игравшей роль рабочего стола.
Сперва пациент не хотел принимать лекарство, с досадой наблюдая за прервавшей разговор травницей, явно так и не переубеждённой. Потом всё же выпил содержимое кружки. Запал сошёл на нет, возвращая его к реальности и собственным малоприятным ощущениям. Стремление же открыть травнице глаза сменилось угрызениями совести. В конце концов, жила себе девушка и жила, никого не трогала. А тут он — с кучей проблем, да ещё и с нравоучениями. Ей и так памятник при жизни надо ставить, за терпеливость…
— Слушай, я не хотел тебя обидеть, — примирительно обратился Эдвин к ссутулившейся над «столом» спине Тамиры. — Не знаю, что на меня нашло. Увлёкся.