Я поймала на себе взгляд одного из них и поспешила отвернуться к окну. Снаружи было темно, но быстро привыкший взгляд выхватил силуэты домов с возвышающимися над ними трубами. Высоко над крышами мерцали крохотные звезды. И никаких черных скал, загораживающих обзор…
Мой слух невольно уловил перешептывание расположившихся неподалеку дам.
— Говорю тебе: один из этих двоих — принц.
— Да быть того не может!
— Поверь моему чутью! Я только не знаю, который.
— Для принца они оба староваты.
— Косметическая магия творит чудеса. Он может скрывать таким образом свою внешность.
— Ерунда. Вечно ты любишь все усложнять. Если принц и здесь, то это кто-то другой.
Да, именно этой теме была посвящена большая часть ненароком услышанных мной разговоров. После того как старший сын Пабло Второго был убит врагами короны в чрезвычайно юном возрасте, следующего наследника надежно спрятали. Одни говорили, будто мальчик рос далеко за границей, другие — напротив, что он все это время находился во дворце, но в роли пажа. В действительности же никто ничего не знал: о секретности его величество позаботился как следует. Пошли также слухи, согласно которым ребенок якобы являлся не младшим сыном, а старшим, надежно спрятанным сразу после рождения. В итоге теории касательно его возраста также разнились. Принцу давали от шестнадцати лет до двадцати четырех.
Теперь же, когда Пабло Второй лежал, прикованный к постели, резонно было ожидать явления народу наследника. И многие полагали, что для начала он появится на этом самом балу. Чтобы, так сказать, прощупать почву. Стоит заметить, что некоторые аристократы считали проведение бала в такой момент неподобающим. Но учитывая, что король лежал в постели уже несколько месяцев, было решено не погружать страну в траур прежде времени.
Немного послушав болтовню аристократок, я вновь устремила взгляд в темноту. Мне было совершенно безразлично, сколько лет принцу, присутствует он здесь или нет, а также хорош ли он собой. Я стояла и думала о том, что завтра, от силы через два дня, отправлюсь во дворец Александра Уилфорта. И вскоре после этого жизнь моя либо прервется, либо изменится окончательно и бесповоротно. Я все еще пыталась успокоить себя тем, что не давала Брайану никаких обещаний. Я могу заполучить нужные ему документы — и спокойно уехать в Оплот. Увы, я все более отчетливо понимала, что свобода выбора — всего лишь иллюзия. Меня послали сюда вовсе не ради документов, и я отдавала себе в этом отчет с самого начала. Я просто не могу уехать, не выполнив задание… Но разве я сумею его выполнить? Тупик.
Настроение было мрачное, и я не испытывала ни малейшего желания присматриваться к здешнему обществу. Впервые за три года возникла мысль: «Если Брайану так нужны эти люди, пусть сам приезжает сюда и их изучает!» Впрочем, тут я, конечно, была не права. Если наблюдения действительно нужны, то не Брайану, а Оплоту, а ради Оплота я была готова пойти на многое. Вопрос заключался лишь в том, где пролегала граница этой самой готовности…
— Грустите? — неожиданно прозвучал совсем рядом приятный мужской голос.
Я обернулась. Один из тех двоих немаскировавшихся аристократов, что недавно беседовали неподалеку. Не тот, с которым обменивалась взглядами брюнетка, а второй. Этот, возможно, выглядел чуть менее импозантно, но зато вид имел более мягкий. Голубые глаза взирали на незнакомку, то бишь меня, с интересом, и не исключено, что даже с сочувствием.
— Да нет, не то чтобы…
Вопрос незнакомца застал меня врасплох, и я не сразу нашлась что сказать. Поискала взглядом его приятеля. Того нигде не было видно. Равно как и эффектной брюнетки.
— Прошу прощения, я понимаю, что мой вопрос выходит за рамки этикета. — Похоже, блондин не принял мой ответ за чистую монету. — Но, с другой стороны, на то ведь и Бал Неузнанности, чтобы некоторыми правилами можно было пренебречь, вы не находите?
Я улыбнулась.
— Наверное, вы правы.
А главное, уж что-что, а правила этикета беспокоят меня в последнюю очередь. В моем-то нынешнем положении…
— Вы снова помрачнели, — заметил излишне внимательный незнакомец. — Простите мою настойчивость, но, может быть, я могу вам чем-то помочь?
Не знаю почему, но его вопрос показался мне вполне искренним. Быть может, по той простой причине, что врать под маской Неузнанности бессмысленно? Или же дело было в голосе собеседника? Или в мягком взгляде голубых глаз?
— Нет, — покачала головой я.
Он молчал и все так же внимательно смотрел, словно ждал, последуют ли какие-то объяснения. Что ж, почему бы и не рассказать о себе человеку, с которым мы встретились случайно, с которым скоро расстанемся навсегда и который никогда не узнает, кто я такая? Рассказать, разумеется, многое утаив, но в то же время и не солгав?