В общем, Маша совсем раскисла бы, если бы не Кирилл (так представился мужчина, пришедший ей на помощь). После отъезда полиции он взял инициативу в свои руки. Отвёз Машу в уютный ресторанчик на ужин, а потом помог устроиться в гостинице, так как при мысли, что придётся ночевать в истерзанной квартире, женщину бросало в нервную дрожь. Кирилл много говорил в этот вечер, отвлекая Машу от печальных мыслей. Он оказался остроумным, интересным собеседником и выглядел весьма привлекательно. Лет тридцати пяти, тёмно-русый, с внимательными серыми глазами, немного холодными, но цепляющими спокойствием. Ему очень шла трёхдневная густая щетина, а расстёгнутый ворот рубахи открывал мускулистую, загорелую шею и крепкую грудь. Маша не понимала, как могла не заметить такого симпатичного соседа.
— А я не живу в твоём доме, — пояснил Кирилл, помешивая чай. — По объявлению приехал на щенков взглянуть. Хотим коллеге подарить.
— На щенков? — удивилась Маша. — Но у нас в парадном нет собак.
— Так я случайно номер дома перепутал. Как оказалось, не зря.
Кирилл задержал на Маше взгляд, и женщина смущённо сосредоточилась на тарелке с ризотто. Безусловно, она знала, что очень мило выглядит. Тридцать два года ей никто не давал благодаря хорошему цвету лица и невысокой хрупкой фигурке. Карие глаза обычно задорно поблёскивали (за исключением периодов тяжёлых жизненных неудач и сегодняшнего дня), каштановые мелкие кудряшки выбивались из причёски каре, придавая ей лёгкую небрежность. Мужчинам Маша однозначно нравилась, но в силу определённых обстоятельств с опаской относилась к новым отношениям.
А в тот момент вообще было не до романтики. Нужно было пересилить себя и вернуться к нормальной жизни. Шеф предоставил ей несколько выходных для наведения в квартире порядка, и Маша с содроганием приступила к нему следующим утром, вернувшись из гостиницы. Удивлению не было границ, когда Кирилл явился днём к ней на помощь, вооружённый терпением и мешками для мусора. Совершенно естественно, что совместная уборка территории перешла в более тесное знакомство и последовавшие за этим близкие отношения, но романтические свидания происходили только в квартире Кирилла. Во-первых, потому что Маша больше не чувствовала себя в безопасности в своей и выставила её на продажу, а во-вторых, неудачное личное прошлое не отпускало, заставляя бояться повторения и держаться на расстоянии от человека, к которому привязывалась всё сильнее. Она даже с Леной его не знакомила и ограничивалась пояснениями подруге, что пока ничего серьёзного. Но Кирилл прочно входил в её жизнь, разные оговорки занятостью на работе и усталостью его больше не удовлетворяли, и Маше пришлось рассказать ему о двух тяжёлых страницах своей жизни, загнавших её в страх перед серьёзными отношениями.
Первой страницей был Трошкин, за которого она легко выскочила замуж в двадцать лет, на третьем курсе университета. Маму тогда ещё не подкосил страшный, притаившийся внутри недуг, и она радовалась за дочь, сменившую смоленскую деревушку на столицу. А тут ещё и жених достойный нашёлся! Трошкин был на двенадцать лет старше, солидный, уверенный в себе делец средней руки, не лишённый обаятельности и мужского шарма. Маша гордилась, что такой человек влюбился в неё и предложил руку и сердце. Она сразу привязалась к нему, как собачонка, преданно заглядывающая в глаза, и решила, что Трошкин — это лучшее в её жизни. Поначалу так и было. Муж осыпал её милыми подарками, баловал редкими ужинами в ресторанах при свечах и брал с собой в командировочные поездки за границу. Маша тоже старалась для него, как могла — каждый день наводила чистоту в квартире (как оказалось, у мужа страшная аллергия на пыль), драила посуду и зеркала до блеска (пятна выводили его из себя), начищала ему обувь, утюжила костюмы, ежедневно готовила новые блюда (он не мог есть одинаковое два дня подряд). В общем, чувствовала себя настоящей замужней женщиной, посвящающей жизнь мужу. Университет он позволил ей закончить, но поиск работы не одобрял, считая, что материально Маша обеспечена. Через несколько месяцев после свадьбы мама отправилась в иной мир, оставив Машу полной сиротой. А спустя год семейной жизни подарки, ужины и поездки от мужа закончились, зато требования к Маше возросли. Теперь она чувствовала себя не женой, а круглосуточной прислугой, отрабатывающей еду и крышу над головой. Вдобавок муж велел прекратить отношения с университетскими подругами. Оставалась только Лена, с которой удавалось иногда тайком созваниваться, так как Трошкин контролировал каждый Машин шаг. На её робкие возражения, что она тоже человек и имеет права, муж обычно разражался гневной лекцией о зажравшихся деревенских девках, не ценящих блага, которыми их осыпают мужья из столицы.
— Неблагодарная тупица! — гремел Трошкин, и от звука его голоса Маша съёживалась, превращаясь в испуганную девочку. — Мыкалась бы сейчас по съёмным квартирам или вернулась бы в свою дыру коровам хвосты крутить! Да таким, как ты, в Москве одна дорога — в проститутки или рыночные торговки!