Она с восхищением осматривала аккуратные улочки с ровными аллелями, словно вычерченными под линейку, и ярко-зелёные газоны, украшенные клумбами. Всё ей нравилось, в особенности — огромные озёра. Казалось, что город расположился на островках посреди них.
— Теперь понятно, почему Шверин называют городом тысяч озёр, — заметила женщина. — Надо будет как-то приехать сюда на экскурсию.
Готтлиб сосредоточенно вёл в это время машину и только улыбался в ответ на Машины высказывания.
Поль Браун, так звали внука Людвига фон Мирбаха, дожидался их за столиком маленького кафе на улице Лерхенштрассе. Он оказался худощавым невзрачным мужчиной лет шестидесяти с выцветшими усталыми глазами и короткими волосами неопределённого соломенно-серого цвета. «Один из тех людей, мимо которых пройдёшь и не заметишь, а если заметишь, то через минуту не вспомнишь, — подумала Маша, здороваясь с мужчиной. — И имя, и фамилия, и внешность — всё серое, ничем не выделяющее из толпы. Даже столик выбрал в углу, подальше от света».
К сожалению, Поль почти не говорил по-русски, хоть и провёл детство в ГДР, где изучение русского языка входило в школьную программу.
— Я был посредственным учеником, — пояснил он на немецком. — Числа привлекали меня больше, чем слова и игры со сверстниками. Плюс не очень благоприятные семейные обстоятельства, заставлявшие маму переезжать из одного города в другой.
Поэтому Александр, как организатор встречи, возложил на себя обязанности переводчика для Маши. Они договорились заранее, что она будет придерживаться версии подготовки брошюры по просьбе ветеранской организации.
— Не совсем понимаю, почему вы решили встретиться именно со мной, — пожал плечами Поль. — Я войну не застал, всю жизнь посвятил бухгалтерии. Я, конечно, рад знакомству, но мне кажется, вам нужен историк. У меня есть один знакомый — могу посоветовать.
— Видите ли, — Маша очаровательно улыбнулась, — к выпуску готовится не совсем обычная брошюра. Обратившимся в нашу компанию ветеранам не нужны всем известные исторические факты. Они хотят наполнить свою книгу разными житейскими курьёзными историями, случавшимися на войне. Прошло много десятилетий, изменились ценности и отношения между разными народами. Ныне живущих потомков интересуют не только наступательно-оборонительные операции, а люди того времени. Причём с разных сторон. Чем они жили, о чём мечтали, какие планы строили, как общались с жёнами и детьми в условиях войны? Вы понимаете, о чём я?
— Понимаю, — Поль заёрзал на стуле, выслушав перевод Александра, — и в то же время нет. Я не жил во время войны.
— Конечно, нам это известно, — продолжила Маша. — Зато ваш дедушка был прямым участником военных действий. Брошюра посвящена весенним месяцам победоносного 1945 года, когда…
— Мой дед, Генрих Браун, был инвалидом и в войне не участвовал. Сожалею, что вам зря пришлось ехать в такую даль! — Поль Браун решительно встал из-за стола.
— Ваш дед, Людвиг фон Мирбах, штандартенфюрер СС, в 1945 году принимал участие в обороне замка Мариенбург, где был тяжело ранен, — тихо проговорил Александр по-немецки, и Поль снова сел. — Он был помещён в тюрьму как нацистский преступник, но сумасшествие, приобретённое в результате ранения, позволило ему избежать сурового наказания. Эти данные есть в рассекреченных архивах, — соврал мужчина, — поэтому не надо разочаровывать девушку, Поль. Ей нужны лишь безобидные воспоминания вашего деда и всё.
— И всё, — повторил Браун и с подозрением взглянул на Александра. — Так вы… оттуда? — Он неопределённо махнул рукой.
— Возможно, но к фрау Марии это не имеет никакого отношения. Она просто добросовестно выполняет заказ клиентов.
— Понятно, — вздохнул Поль. — Что её действительно интересует?
Александр вкратце перевёл Маше состоявшуюся беседу, лишь опустив некоторые моменты. Готтлиб пока помалкивал, не вмешиваясь в разговор.
— Я бы хотела знать, что рассказывал ваш дедушка? Какие-то истории, связанные с войной? — Маша дружелюбно посмотрела на Поля. — Может, вспоминал осаду Мариенбурга? Насколько я знаю, это была целая операция.
— Дед был сумасшедшим, — резко ответил мужчина. — Что он мог рассказать? Иногда сутками молчал, а потом начинал выдавать бессвязные мысли, речёвки и лозунги. Отец рано умер, а мать была слишком добросердечной женщиной, чтобы выставить на улицу бывшего фон Мирбаха. Она пыталась пристроить его в дома престарелых, но каждый раз получала мягкий отказ. Видимо, кто-то не хотел, чтобы его бред выходил дальше пределов семьи. Из-за деда моё детство прошло в постоянных переездах. Стоило с виду безобидному Генриху Брауну выйти на улицу и заявить о скором возрождении Третьего рейха, как мать начинала паковать чемоданы.
— Он так заявлял? — поинтересовался Александр.
— Да, при этом совершенно безапелляционно.
— Сочувствую, — вздохнула Маша.
— Не нужно. Это был крест нашей семьи. Хотя, — Поль Браун улыбнулся, — по-своему я даже благодарен деду.
— За что?