Тайна тибетских свитков

— Так вот, — продолжил собеседник. — У меня возникла проблема, и я попросил своих сотрудников поискать варианты решений. Ваша фамилия оказалась в списке среди других, но получилось так, что с вами я беседую в первую очередь. Не стану лукавить, у меня не было предпочтений до нашей встречи, но сейчас вижу: вы мне подходите. Чтобы было проще принять решение, я повторю, почему обращаюсь именно к профессионалу. Во-первых, потому, что он — знаток. Во-вторых, ему будет проще войти в профессиональное сообщество в любой точке Земли, а корпоративная среда оказывает содействие и помощь неформально и реально. В-третьих, я обращаюсь к профессионалу именно потому, что эта работа — его естественное состояние, и никто не будет удивлен.

— То есть?

— Ну, представьте, я бы обратился к какому-нибудь следователю на пенсии, например. Люди сразу же подумают, что речь идет о некоем преступлении, начнутся ненужные разговоры, мешающие делу, понимаете?

Именно в этот момент он изогнул бровь и задал тот самый вопрос:

— Вы согласны, Игорь?

Корсаков молча кивнул.

— Хорошо. Я, изволите ли видеть, азиат. И по воспитанию, и по мироощущению. Советская власть сделала для нас много хорошего, но и плохого немало, надо признать. Хотя ничего нового большевики не придумали. Они, по существу, продолжили еще начатое при Романовых, то есть подтягивание азиатов к Европе. Вам известно, например, что уже после революции все, позднее названное Казахстаном и республиками Средней Азии, поначалу составляло единую Туркменскую республику? И основное внимание там уделялось, естественно, «туркменскому пролетариату». Ошибка в том, что азиатов, конечно, можно воспринимать единой массой, но это такая же глупость, как считать единородцами, например, украинца и голландца. А что? И те и другие — европейцы, не так ли? Но от такого «единения» все в Европе пришли бы в ужас. А нас, азиатов, можно объединить в кучу, которую проще воспринимать в форме отклонения с непонятными признаками от нормы! Проще, конечно, называть нас всех, например, «узкоглазыми», но любой вьетнамец или китаец в сравнении со славянином после обильного возлияния выглядит как «человек с широко распахнутыми глазами», — улыбнулся Азизов.

Он помолчал несколько секунд, будто еще раз обдумывая то, что хочет сказать, потом продолжил:

— У нас, в отличие от европейцев, история меньше основывается на документах. В этом смысле мы, конечно, другие. Где кочевникам хранить свои архивы? В монастырях? А как тогда их защищать? Постоянно таскать с собой? — Он снова усмехнулся. — В общем, для нас, азиатов, более важна история семьи, чем история государства. Особенно когда речь идет о государстве, которое еще не сформировалось, в котором даже система власти не осмыслена, и потому не может быть выстроена. Ну, не буду загружать теориями, перехожу к практике. Так уж получилось, что в моей семье соединились два разных народа. Я — узбек, жена — бурятка. С одной стороны, оба — азиаты, с другой стороны — многое в наших родах различается. Сейчас обстоятельства сложились так, что нам, я имею в виду и родителей, и других родственников, включая тех, кто давно умер, хотелось бы создать некую историю наших семей в качестве основы истории наших народов. Кое-что уже есть, в обеих семьях уже занимались этим и раньше, но сейчас нужно все свести воедино. И мы выбрали человека, который способен сделать то, о чем я сказал.

Азизов замолчал, раскуривая сигару, и Корсаков вклинился в монолог:

— Если есть такой человек, зачем вам я?

— Я не случайно спрашивал, можете ли вы отделить в себе исследователя от автора? У нас имеются некоторые документы, так сказать, стартовый капитал, и нужно провести исследование. Однако результаты вы сможете опубликовать только частями и только с моего разрешения. Все остальное войдет в диссертационную работу моей жены.

Азизов глубоко затянулся сигарой, потом надолго задержал дым во рту, прикрыв глаза, будто выпадая из беседы. Заговорил снова он все так же легко, без нажима:

— Перед тем как сформулировать свое предложение, я хочу понять, до какой степени мы можем стать единомышленниками?

После этого добавил:

— Конечно, ваши изыскания наделали много шума, принесли известность, но честно признайтесь: насколько лучше стала ваша жизнь? Ваша обыденная личная жизнь стала приятнее, удобнее, легче? Думаю, нет, — ответил Азизов сам себе и тут же энергично кивнул головой. — Это я не вопрос задаю, а скорее излагаю то, что нас должно объединить.

Он отхлебнул кофе:

— Собственно, и публикация, которую разыскал Леша, и его интерес к Росохватскому связан с моими интересами. Многое, что может пролить свет на историю наших — моего и жены — родов, возможно, находится в архивах Росохватского, точнее, его наследников или последователей. И еще одно: коли вы соглашаетесь, то всяческую помощь, содействие и, не дай бог, конечно, защиту я гарантирую.