Тайна тибетских свитков

— Бокий сам по себе был просто умным человеком, который смог увидеть перспективу, организовать движение к точной цели и не мешать тем, кто умел идти к ней!

— Целью ты называешь эти древности?

— Древности — чепуха, ты прав. Главное в другом.

— В чем?

— В чем? — рассудительно повторил Маслов. — Ну вот, смотри. Ты помнишь, как много-много лет назад в центре Москвы показывали на большом экране футбольный матч?

— Ты о погромах после того, как наши проиграли японцам?

— Именно! Умница! Значит, несложно будет вспомнить, что происходило на том месте, и понять, что этой толпой управляли люди! А ведь это был футбол, понимаешь, футбол! То есть ерунда какая-то! А сколько по этому поводу наворочали!

— Отделяешь, так сказать, козлищ от человека?

— Ага, отделяю, потому что каждому своя жизнь дана, и ее не изменить.

— Но ведь ты-то как раз и хочешь изменить! — завелся на спор всерьез Корсаков.

— Неточно формулируешь, — возразил Маслов. — Речь идет о другом. Россия задыхается от тех, кто приезжает к нам и оседает тут. Они приносят свои обычаи, привычки, отношения! И стараются воздействовать, меняя суть нашу, понимаешь?!

— Ну а ты будешь воздействовать на них? — не скрыл издевки Корсаков.

Сейчас он хотел только одного: Маслов должен захотеть ударить его! Тогда ему придется подойти ближе, и уж тут-то он окажется в руках у Корсакова. Но Глеб продолжал сидеть: то ли увлекала дискуссия, то ли догадывался о намерениях Игоря.

— Понимаешь, друг, Бокий вообще был умнее, чем принято считать. Он создавал новую модель, в которой сотрудничали бы и интеллектуалы, и практики.

— Ты о чем?

— В работе над «тибетской загадкой» он, по-моему, стремился, чтобы интеллектуальные идеи воплощались в жизнь практиками, а не кабинетными сидельцами. Согласись, ученые, которые всю жизнь проводят в кабинетах, и во всем остальном живут замкнутыми понятиями. На большее у них не хватает пороха. Что касается практиков, то у них всегда слишком близко оказывается не камень, а стена преткновения. И без подробной инструкции им эту стену не преодолеть. Вот Бокий и искал систему взаимодействия тех и других. И признай, система начинала работать, ее результаты можно проверять!

— На людях? На живых людях? — не выдержал Корсаков.

— Ну не на крысах же, — спокойно ответил Маслов. — На ком, в конце концов, проверяют лекарства? Что ты вообще знаешь об этом Знании? Оно подскажет людям верный путь! Посмотри, что происходит вокруг! Мы уничтожаем сами себя, самозабвенно радуясь этому. От могучей страны ничего не осталось, кроме иллюзии былого величия.

Теперь Глеб говорил мирно, голос его тек ровно, модулируя там, где нужно. «Он и в самом деле успокоился, — подумал Корсаков. — Но нельзя его оставлять в покое. Нужно сменить направление и узнать что-нибудь новое».

— Когда ты включился в дело? — спросил Игорь.

Маслов одобрительно кивнул:

— Ну, что же, ты имеешь право знать… Это не я включился, а ты. Честно говоря, я очень удивился, когда ты позвонил насчет той статьи и газеты.

— Почему?

— Потому что они являлись наживкой. Не для тебя лично, а вообще…

— Как это «вообще»?

— Мне не важно было, кто клюнет.

— Тебе? — спросил Корсаков.

Ему вдруг захотелось узнать, кто же стоит за Масловым? Ведь не мог он в одиночку все это делать!

— Когда мы общались в Питере, а это ведь было совсем недавно, ты мне не показался человеком глубоко верующим, а сейчас… Для кого ты разыскиваешь эти затертые временем бумажки с давно одряхлевшими словами?

Маслов посмотрел на него усталым взглядом и пожал плечами:

— Зачем тебе это знать? Мне требовалось любое знание о документах, исчезнувших после ареста Бокия. Нужны были различные следы, намеки, чтобы только напасть на след!

— И — напал?

— Как видишь, — усмехнулся Маслов.

Корсаков уголком глаза уловил движение: Щербань направил в сторону Маслова оружие, и Глеб не остался безучастным: моментально развернувшись, он всадил в старика три пули.

Потом повернулся к Корсакову:

— Скучный ты человек, оказывается, Игорь.

— Ну, ты тоже не идеал, — признался Корсаков.

Маслов все еще держал ствол направленным на Щербаня, и в этом был последний шанс Игоря. Он согнул ногу, чтобы сильнее оттолкнуться. Во всяком случае, попасть в передвигающуюся цель труднее…

Но в это время с грохотом разлетелось окно, и осколки полетели в сторону Маслова. Потом распахнулась дверь, Глеб обернулся…

А Корсаков ощутил сильный удар ниже плеча… и ничего не успел подумать. Последнее, что он помнил, — лицо Щербаня с еще открытыми глазами…

22. Подмосковье. 6 января

В машину, стоящую метрах в ста от дома Щербаня, сел, шумно дыша, мужчина в годах, но подвижный и тренированный. Он сразу же повернулся к заднему сиденью:

— Ситуация там обостряется, Маслов, судя по всему, на пределе. И голос, и речь, и реакции — все свидетельствует, что он теряет контроль.

— Вы обозреваете пространство?

— Ограниченно.

— Что со входом?

— Разблокируем в течение тридцати секунд.

Мужчина на заднем сиденье вздохнул:

— В мои годы спать надо по ночам, а я тут с вами…