Тайна Тихого океана

Пыль из-под колес густотой напоминала дым из пароходной трубы. Пыль из-под колес была непроглядна, как шлейф за подбитым „Фантомом“. Переднюю полицейскую машину поглотил кювет. Чик — и нету. Успевай удивляться.

По хлипкому мостику „тойота“ перемахнула ручей. И это опять же было очень страшно — когда слившийся с машиной водитель не чувствует под колесами опоры. Висящий на хвосте „опель“ поперекусывал перила мостика с левой стороны, но удержался, в воду не рухнул. Сволочь. Только последний раз вспыхнула и заглохла мигалка.

Евахнов оглянулся на пассажиров. Чемоданчик оранжевого был открыт, и в нем подпрыгивали характерные пакеты с белым как снег порошком. Со лба оранжевого на пакетики срывались капельки пота — иногда попадая, иногда промазывая. Обладатель голубого галстука держал свой чемоданчик между ног. В его руке был один из пакетиков, а в правой выкидной ножик, коим он намеревался пакетик проткнуть.

Рабовладельцы ли обнаружили недочет среди пленных, и купленная полиция начала охоту на человека, провинились ли перед законом голубой и оранжевый галстуки — генералу было плевать. Когда в чужой стране за тобой гонятся стражи порядка, рассуждать об этике непротивления властям не приходится. Надо рвать когти.

В заднем стекле образовалась маленькая аккуратная дырочка, от которой во все стороны разбежались ломанные истеричные трещинки. Генерал глянул вперед. Такая же дырочка в центре паутины трещин зияла в лобовом стекле, и из нее била тугая остужающая струйка воздуха. „Значит, стекло не каленое, — некстати отметил генерал, — иначе разлетелось бы к чертовой матери“, — и в запале крикнул своим случайным попутчикам:

— Пригнитесь, стреляют!

Те явно ничего не поняли, но несколько натянуто заулыбались. А оранжевый галстук что-то сказал [— Стреляют, пригнись! ] с просительной интонацией. И во рту коротким замыканием блестнул отразивший луч золотой зуб.

— Пригнитесь, кретины! — еще раз прорычал генерал, а когда снова повернул голову вперед, то в каких-нибудь метрах пятидесяти узрел шурующий навстречу контейнеровоз. Слоновий предупреждающий рев затопил уши.

Разминуться удалось чудом, и чудом „тойота“ не перевернулась.

Удар воздушной волны швырнул „тойоту“ к обочине. В окно заскреблись ветки, словно пальцы жадных зомби. Генерал вцепился в руль как в спасательный круг. И хотя он держал руль, отведя локти в стороны, чтобы напряжение приходилось не на слабые кисти, а на мышцы плеч и спины, хотя полностью, всеми пальцами обхватывал баранку, как ребенок мамкину титьку, в какой-то миг показалось, что не справятся суставы, с резиновым треньком лопнут сухожилия, и боль в вывернутых ладонях превратиться в боль всего тела, в предсмертную боль перемалываемого в автокатастрофе шофера.

Двенадцатиколесный, сверкающий никелированными трубами монстр, окутанный ревом клаксона, громыхающим скорым поездом пролетел мимо. „Тойота“ была ему по колесо. Букашка.

Легковушка потонула в облаке пыли. Зато, спустя несколько секунд, когда пыль рассеялась, стало ясно, что их преследует только одна полицейская машина.

Однако кураж преследователь не растерял. „Опель“ оказался уже так близко, что отчетливо было видно: в машине двое — один на месте водителя, пригнувшись, лихо выворачивает баранку, а другой, по пояс высунувшись из окна, без устали палит по догоняемым из винтовки.

На неровной дороге то передние, то задние колеса отрывались от земли и, замедляя бухающие в затылке удары сердца, страшно зависали в воздухе. А когда колеса касались земли, от передней подвески удар передавался кузову, и машина опять уходила на „подскок“. Один раз генералу даже пришлось, чтоб не снесло на обочину, нащупать передним колесом едва приметную продольную колейную вмятину и следовать ей, упираясь в ненадежный земляной горбик.

Совершенно неожиданно под покрышками заскулил асфальт автострады. Автострада плавно повернула налево и вскарабкалась на гору. По обеим сторонам — хищные ущелья, из пущего коварства затянутые туманом. Движение было вялое. На большой скорости генерал азартно обогнал два грузовика, три микроавтобуса и еще какую-то явно американскую четырехколесную химеру, волокущую на прицепе всамделишнюю яхту. Кажется, по ним больше не стреляли. Но „опель“, как привязанная шкодливыми пацанами консервная банка, прочно висел на хвосте. И не менее азартно нагонял. „Почему мы не отстреливаемся? — подумал генерал. — Должны отстреливаться!“

И вдруг тот, который в голубом галстуке, осторожно потрогал генерала за плечо. Генерал нашел возможность мельком оглянуться. Пассажир подчеркнуто вежливым жестом показывал, что пора остановиться. Генерал сделал страшные глаза. Типа: какого черта? Пассажир мимикой показал: дескать, так надо, обстоятельства сильнее нас. И еще Евахнов разглядел, что чемоданчик с белым как снег порошком закрыт, зато открыт второй чемоданчик, и в нем теперь пришла очередь лягушками подпрыгивать туго перетянутым пачкам бразильских реалов.