Тайна точной красоты

– Кто бы мог подумать.

Вишневская вернула телефон. Самодовольный тон милиционера ее еще больше огорчил.

– Так нужен Данину адвокат? Или его выпустят? Феликс уже нашел кого-то, – щебетала Архангельская.

– Не знаю, ничего не знаю. Для следствия Данин лакомый кусочек. Статуэтки тоже могут на него повесить.

– В обычной жизни он такой беспомощный. Феликс встречался с ним недавно. Предлагал похлопотать о восстановлении на работу. Но Данин отказался.

– А когда они виделись?

– С месяц назад. Он только вчера мне об этом сказал. – Татьяна вспомнила о просьбе бывшей учительницы. – Вас к Фищуку отвести? Он здесь, в институте.

– Нет. Уже не надо. Пойду домой. Наверное, надо хлопотать о похоронах Софьи.

– А вот и он, – указала Архангельская на шедшего по коридору болезненного вида молодого человека с узким осунувшимся лицом и большими глазами, которые едва прикрывали маленькие очки.

Вишневская обернулась. Худую фигуру Михаила Фищука обтягивал серый свитер грубой вязки с высоким воротом. Над узкими затемненными очками болтались неопрятные черные волосы. Невзрачный вид математика напомнил ей тех неудачников любовного фронта, кто цинично стремился воспользоваться ее доверчивостью в студенческие годы.

И Валентина Ипполитовна сорвалась. В ее педагогическом арсенале всегда присутствовал метод провокации. Порой она сознательно выводила учеников из равновесия, чтобы всколыхнуть их нервную системы и заставить работать спящую часть мозга.

– А я вас видела вчера у дома Даниных, – заявила Вишневская, когда молодой человек поравнялся с женщинами. – Вы зачем к ним приходили: за статуэтками или за теоремой Ферма?

Озадаченный Фищук отпрянул от разгневанной старушки и вопросительно взглянул на Архангельскую. Та попыталась замять неловкость.

– Это бывшая учительница Данина. Она…

Но Валентину Ипполитовну невозможно было остановить.

– Нет, пусть ответит. Я хочу знать, во что теперь оценивают жизнь человека?

Михаил Фищук невольно взглянул на листы, агрессивно сжатые в руке пожилой женщины. Вместо страха в его глазах появился интерес. Он с неподдельным любопытством вглядывался в почерк. Ему показалось, что он узнал характерные торопливые завитки математических формул.

И его сердце возбужденно заколотилось.

20

Виктор Стрельников наскоро заполнил обязательные строки протокола и посмотрел на сидящего перед ним Константина Данина. Ночь в камере мало изменила математика. Те же взъерошенные волосы, та же щетина и неопрятная одежда.

– Константин Яковлевич, вам известна стоимость двух фарфоровых статуэток, хранившихся у вас дома?

Карие глаза математика печально посмотрели на оперуполномоченного сквозь загрязненные стекла очков. Данин молчал.

– Вы поняли мой вопрос? – переспросил милиционер.

– Он некорректен.

– Почему? Я спрашиваю, сколько стоят статуэтки, принадлежавшие вашей матери? Те самые, со сценами народных танцев?

– На него не существует истинного ответа. Как впрочем, и ложного.

– Что вы хотите этим сказать?

– Цена не является предметом вычислений. Это предмет торга или волевого решения.

– Однако вы могли предполагать, что старинные статуэтки стоят достаточно дорого?

– Меня не интересуют неточные вопросы.

– Ах, вот как! Мои вопросы, значит неточные? – начал раздражаться оперативник. Математик спокойно кивнул. – Тогда я сам на него отвечу! Статуэтки стоят в двадцать раз больше, чем годовая пенсия вашей матери. И они пропали. Кто знал о них, интересовался ими?

– Конъюнкция или дизъюнкция? – неожиданно оживился Данин и даже придвинулся к милиционеру.

– Что? – не понял ошарашенный Стрельников.

– "И" или "Или"?

– Не морочьте мне голову! Отвечайте на вопрос!

– Два ваших утверждения ничем не связаны. Сами посудите. Кто знал и интересовался? Кто знал или интересовался? Получаем совершенно разные логические задачи. В одном случае имеем пересечение множеств, в другом объединение.

– Это вам не абстрактная математика, это конкретная жизнь!

– Не вижу разницы. Правильно поставленный вопрос наполовину решает задачу. А ваше утверждение можно трактовать двояко. Следовательно, оно запутывает дело.

– Это не утверждение! Это вопрос!

– Не согласен. Утверждениями называется любая фраза, которую требуется доказать или опровергнуть.

– Хорошо! Пусть будет по-вашему, – сдерживая ярость, согласился Стрельников и с расстановкой продиктовал: – Я утверждаю, что вы виновны в убийстве родной матери!

Константин Данин заинтересованно прищурился. Не дождавшись продолжения пламенной речи, он откинулся на спинку стула, поправил очки и предложил:

– Доказывайте.

– Докажем, докажем, – пообещал раздраженный старший лейтенант, закуривая сигарету.

– Только учтите, что данной фразой, вы усложнили свою задачу. По сути, вы сделали два утверждения. Первое, вам придется доказать, что Софья Данина моя родная мать. И второе, что я виновен в ее смерти.

– На что вы намекаете? Софья Евсеевна не является вашей родной мамой?