Тайна точной красоты

Испуганная женщина ступила под арку. Впереди маячил просвет, выходящий на улицу. Там люди. Там спасение. На оживленной улице на нее не посмеют напасть. От стен отражались ее неравномерные беспомощные шаги и четкая поступь человека в капюшоне. Она зачастила и побежала бы, если могла, но разные по длине ноги и так предательски раскачивали ее тело. Правая рука Валентины Ипполитовны цеплялась за стенку, будто это могло помочь ей двигаться быстрее. Впервые она пожалела, что не пользуется тростью. Сейчас она могла бы послужить оружием самообороны.

До чего же длинная эта арка! Как жутко здесь даже днем. Но вот и конец.

Учительница схватилась за угол и вывернула на улицу.

Она спасена! Неподалеку люди. Сейчас она крикнет и позовет на помощь.

Чужая ладонь опустилась ей на плечо и сильно дернула назад. Дыхание перехватило. Пожилая женщина оказалась под аркой лицом к лицу с человеком в капюшоне.

38

Татьяна Архангельская как личную трагедию восприняла неудачный штурм Даниным теоремы Ферма. Она знала, что муж увлечен этой проблемой, и надеялась на его успех. Честолюбивая молодая женщина уже поверила, что доказательство Великой теоремы у него в кармане, и мысленно примеряла на себя часть всемирной славы мужа. Но ее надежды потерпели крах! Муж постыдно отступил перед возникшей трудностью, позволил над собой посмеяться. Заторможенный инфантильный Данин не сумел доказать свою гениальность! Он обычный чокнутый математик, решила она. Один из тех, кто до старости с увлечением читает учебники из университетской библиотеки и не в силах заработать на приличный костюм.

После банкета, по случаю защиты диссертаций мужа и одноклассника, у нее произошла спонтанная безудержная близость с Феликсом Базилевичем. Тогда она списала супружескую измену на легкое опьянение и неутоленное половое влечение. Вторую попытку, предпринятую Феликсом через несколько дней, она пресекла.

Татьяна убеждала себя, что ее долг служить гению мужа. Она обязана терпеть его странности во имя неминуемой будущей славы и связанного с ней денежного благополучия. Но время шло, триумф не приближался, и вера женщины таяла.

Базилевич внешне отступил. Однако стал чаще подвозить на своей машине Татьяну и Константина домой, заходил к ним в гости и постепенно подружился с Таниной мамой. Опытная женщина разгадала его цель, в душе одобрила, и в лице Надежды Сергеевны Архангельской Феликс приобрел надежного союзника.

Стремительный штурм женского сердца сменился планомерной осадой с фронта и тыла. За чаем или бокалом конька Базилевич вел непринужденные беседы с родителями Татьяны, делился с ними своими планами, не забывая дарить женщинам цветы и небольшие подарки.

Ранней весной, возвращаясь с международной конференции в Германии, Феликс прямо из аэропорта заехал на квартиру Архангельских. В его руках была большая круглая коробка, похожая на те, в которую упаковывают праздничные торты.

– Это тебе, – Феликс протянул Татьяне внушительную коробку. – Прости, не удержался, купил.

– Столько сладкого! Это ужас, – добродушно всплеснула руками Татьяна и по-хозяйски распорядилась: – Раздевайся, проходи, вместе будем кушать. Мама, заваривай чай!

– Это не к чаю, – улыбнулся Базилевич. – Это к твоему пальто.

Он развязал пеструю ленточку и попросил Татьяну снять крышку. Заинтригованная женщина заглянула внутрь и преобразилась. На женском лице перемешались неподдельное удивление, детский восторг и легкая робость. В круглой коробке лежала бордовая шляпа с широкими волнистыми полями, украшенная бантами из атласной кремовой ленты.

– Это мне? – промолвила растерянная Татьяна.

– У тебя же бордовое пальто. К нему подойдет.

– Но шляпа… это так вызывающе.

– Это модно. В Европе все так ходят, – слукавил Феликс. – Не успеешь оглянуться, и у нас каждая вторая будет по Невскому в роскошных шляпах щеголять. Надень и посмотри. Только сначала – сапоги и пальто.

Завороженная необычным подарком молодая женщина послушно повиновалась уверенному мужчине. Черные сапожки обхватили стройные лодыжки, пальцы с маникюром затянули узлом ремень на пальто и расправили волосы над приподнятым воротником. Она повернулась к Феликсу, сияющие глаза ждали чуда. Базилевич мягко водрузил на нее шляпу.

Из кухни появилась Надежда Сергеевна и всплеснула руками:

– Батюшки! Какая прелесть!

Татьяна Архангельская смотрелась в большое зеркало и не узнавала в гордой вытянувшейся женщине затюканную научную сотрудницу. Она представила себя на грязной улице с тающим снегом, в тесном метро и смутилась:

– Куда же я пойду в ней? Разве что в театр.

– Нет. Ты будешь ходить так на работу, – твердо заявил Базилевич и обратился за поддержкой: – Надежда Сергеевна, попрошу проследить, чтобы Татьяна утром надела шляпу.

Старшая Архангельская поправила дочери шейный платок и задумчиво нахмурилась.

– Этот не подходит. Надо ярче. Подожди, я принесу свой. – Она скрылась в комнате, а когда вернулась, в ее руках шуршал вскрываемый целлофан. – Примерь-ка. Он новый, я его берегла зачем-то.

Платок был заменен. Женщины вертелись перед зеркалом.