Тайна трех четвертей

– В каком смысле не обсуждали, мистер Пуаро? – спросил инспектор Трабвелл. – Мистер Кингсбери написал в своей записке, и мы все слышали…

– Да, да. Позвольте мне объяснить, что слышал сам Кингсбери. Все удивительно просто: мадемуазель Айви предупреждала мать, что очень скоро она будет разоблачена, потому что она единственный человек, связанный со всеми четырьмя адресатами писем. Полагаю, она сказала примерно следующее: «Очень скоро будет обнаружено, что ты и Джон Мак-Кродден знали друг друга, а Фредди, сын Сильвии Рул, учится в одной школе с Тимоти, поэтому бесполезно утверждать, что ты не знаешь Рулов[45]. Это ни к чему не приведет. Тебе никто не поверит». – Пуаро замолчал и пожал плечами. – Или, как Кингсбери написал в своей чрезвычайно полезной записке, «говорила в таком особом роде».

– Рулы, – повторил я шепотом. – Айви говорила не о законе, речь шла о семье Рулов.

– Теперь понятно, – сказал Роланд Мак-Кродден. – Спасибо, что вы нам объяснили, мистер Пуаро.

– Всегда к вашим услугам, друг мой. А теперь осталось пролить свет еще на один вопрос. Мадам Лавингтон, я должен кое-что вам сказать. Полагаю, это будет интересно. Вы терпеливо сидели и слушали, как я объясняю вещи, которые вам прекрасно известны. Но у меня есть для вас сюрприз…

Глава 37 Завещание

– Итак, давайте послушаем, Пуаро, – вмешался Джон Мак-Кродден. – Каким будет последнее откровение? – Он говорил насмешливо, словно все, что до сих пор прозвучало, было ложью.

– Барнабас Панди не собирался вычеркивать мадемуазель Аннабель из завещания, – у него вовсе не было такого намерения! Старый мсье хотел лишить наследства Линор Лавингтон.

– Это не может быть правдой, – возразила Аннабель. – Он обожал Линор.

– Я провел небольшой эксперимент, – сказал Пуаро. – Но на сей раз не с пишущими машинками. Вместо них я обратился к человеческим существам. В офисе Роланда Мак-Кроддена работает женщина, к которой он без особых на то причин питает отвращение.

– Ну с ней совсем не просто иметь дело. – Я посчитал нужным вступиться за Мак-Кроддена.

– Ее зовут Эмералд Мейсон, – продолжил Пуаро. – Чтобы проверить мою теорию касательно отношения мсье Панди к Аннабель Тредуэй и того, как оно могло повлиять на его решение помириться со старым врагом Винсентом Лоббом, я сыграл злую шутку с мсье Мак-Кродденом. Я сообщил ему, что Эмералд Мейсон попала в автомобильную катастрофу и ей предстоит потерять обе ноги. Это было неправдой, и я довольно быстро признался, что устроил маленький обман.

Но прежде чем я успел что-либо сказать, мсье Мак-Кродден принес извинения Кетчпулу за свое не вполне адекватное поведение во время их поездки сюда из Лондона. Все это время Роланд Мак-Кродден держался крайне недружелюбно, но как только услышал, что бедная мадемуазель Эмералд потеряет ноги, он превратился в кроткого сокрушающегося человека, который понял, как некрасиво себя вел.

Какова же причина таких перемен? Дело в том, что Роланд Мак-Кродден испытал сильный приступ сожаления. Он понял, что был неоправданно жесток в отношении к сравнительно безобидной женщине, попавшей в беду, почувствовал себя едва ли не виновным в несчастном случае, имевшем такие последствия, и сразу подумал о людях, с которыми обошелся не самым лучшим образом. Он вспомнил о Кетчпуле и тут же перед ним извинился – он не поступил бы так, не расскажи я вымышленной истории о мадемуазель Мейсон.

– И снова ноги! – воскликнул Хью Доккерилл. – Черт возьми!

– Вероятно, вы правы, мсье, – улыбнулся ему Пуаро. – Должно быть, это происки подсознания. В любом случае, услышав, как мсье Мак-Кродден приносит извинения Кетчпулу, я сразу понял причину неожиданных перемен в настроении мсье Панди, подмеченных адвокатом Питером Ваутом. Барнабас Панди наконец осознал, какую боль выносила его робкая печальная внучка, которую он все эти годы так жестоко судил, и как сильно она страдала. И он обнаружил, что не испытывает отныне ненависти к Винсенту Лоббу. Он смог простить не только слабость Аннабель Тредуэй, но и ошибку Лобба.

Однако он понял, что не может выносить слишком суровое осуждение в глазах и голосе старшей внучки, Линор Лавингтон. Оно напомнило ему собственный жесткий взгляд на мир, которого он держался всю жизнь. И он принял решение, что Линор Лавингтон ничего не получит после его смерти – что он компенсирует Аннабель Тредуэй долгие годы пренебрежения, из-за которого она наверняка страдала.

– О чем вы говорите? – сказала Линор Лавингтон. – Это чепуха.

– Я сейчас все объясню, мадам. Именно вас он исключил бы из завещания, если б не умер.

– Но… этого не может быть, – сказала Аннабель Тредуэй, выглядевшая совершенно потерянной.