Тайна трех: Египет и Вавилон

«Бога должно заклать» — читаем мы на одной шумерийской дощечке бездонной древности. Заклать, убить Бога, — что это, страшно? Нет, мы к этому привыкли. Но не сразу; сначала устрашались, изумлялись, по слову пророка: «Как многие изумлялись, глядя на Тебя: столько был обезображен, паче всякого человека, лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих» (Ис. LII, 14).

Обезображен так, что ученики, сняв тело со креста, не узнали Его и ужаснулись, разбежались молча от ужаса: Кто это был? Что это было?

И всего ужаснее то, что этот земной ужас — только отражение ужаса небесного: Агнец, закланный от создания мира, — в основе мира и в основе всех таинств, или, точнее, одного-единственного, потому что все они ведут к одному, именно к этому: Бога должно заклать.

XIX

Египет хорошо знает об этом, можно сказать, только об этом и думает, но молчит, как Сфинкс, — онемел от ужаса. Вавилон лепечет, как в бреду, невнятным лепетом.

Бероз, вавилонский жрец (III в. до Р. X.), вероятно посвященный в таинства Таммуза, сообщает древний миф о творении человека:

«Видя, что земля плодородна и необитаема, Бэл (Мардук) отрубил себе голову, и прочие боги, смесив текущую кровь с землею, вылепили человеков; потому-то обладают они разумом и причастны божеской природе»! (Berossi. Fragm., ap. Damasc., de prim. princip., cap. 125).

Только в косматых, звериных сердцах мог родиться этот исполинский, каменный бред. Но и в каменной грубости — нежность лилейная: Бог умирает из любви к человеку. В книге Бытия (II, 7) Бог создает человека из «красной земли», afar, «лепит» его yacar, как горшечник лепит сосуд. Земля — красная, может быть, потому, что смешана тоже с кровью, но чьею, здесь уже не сказано.

XX

В позднейшем вавилонском мифе о творении мира — Enûma eliš — люди созданы из крови не бога Мардука, а дьявола Кингу (Kingu), сообщника восставшей на богов Тиамат (Thiamat), Преисподней (VI, 5 — 24). Как бы ужаснувшись богоубийства, человеческая мысль прикрывает мистерию мифом, бездну ночи — покровом дня.

Но древнейший подлинник того же мифа подтверждает страшное сказание Бероза:

Боги призвали богиню,
Мудрую Мами, Помощницу:
«Ты, единая плоть материнская,
Можешь создать человеков.
Создай же их, да иго богов понесут».
Открывает уста свои Мами Великая,
Великим богам говорит:
«Я одна не могу…»

Здесь клинопись стерта, а дальше можно прочесть:

Открывает уста свои Эа,
Великим богам говорит:
«Бога должно заклать…
С божеской плотью и кровью
Мами глину смесить…»
(Cuneif. Texis from Babyl. Tabl. in Britisch Museum, VI, 5)

Этот заколаемый бог и есть Озирис, Великая жертва, Таммуз, Истинный Сын — первая на земле тень Агнца, закланного от создания мира. Только для того и смесит Великая Матерь глину с божескою плотью и кровью, чтобы могло совершаться некогда таинство Плоти и Крови.

Так шепот бездонной древности отвечает громам Евхаристии: «Да молчит всякая плоть человечья и да стоит со страхом и трепетом, Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным».

XXI

Бог умер однажды, чтобы человек родился, и снова умер, чтобы человек воскрес.

XXII

Знамение Ионы пророка есть знамение Сына Человеческого: «Ибо, как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли» (Матф. XII, 40).

Имя Иона — от бога Fa-la-Jahwe. Эа, бог-рыба, изображается на вавилонских памятниках человеком в рыбьей коже, как Иона во чреве кита. Бог Эа-Оаннес, выходя из моря, подобно пророку Ионе, учит людей, проповедует.

Иона нисходит в сердце морей, как Таммуз — в сердце земли, как Гильгамеш — на дно океана, как все первое человечество — в бездну вод потопных. «Воды объяли меня до души моей, бездна заключила меня… Но Ты, Господи, изведешь душу мою из ада!» (Ион. II, 6–7).

Ложным пророком Божьего гнева оказался Иона и восскорбел: «Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить! — И произрастил Господь Бог растение, и оно поднялось над Ионою, чтобы над головою его была тень и чтобы избавить его от скорби его. Иона весьма обрадовался растению. И сделал Бог так, что на другой день, при появлении зари, червь подточил растение, и оно засохло. Когда же взошло солнце, навел Бог знойный полуденный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти… И сказал Бог Ионе: неужели так сильно скорбишь ты о растении? Он сказал: очень скорблю, даже до смерти. Тогда сказал Господь: ты жалеешь о растении… Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого?» (IV, 1 — 11).

До смерти скорбит Иона об увядшем растении, как Гильгамеш — о Злаке Жизни, как весь Вавилон — о Таммузе, Ростке увядающем: