Тайна третьего кургана

Меня начинал разбирать смех.

– Если я тебе скажу, зачем мы и ради чего роемся в святых костях, это будет слишком просто, – сказал я. – Ты же не хочешь этого?.. Истину в археологии все же находят с помощью лопаты.

– Дипломатия – положительная черта руководителя, – проронил Стас. – Ваш намек понял.

Он взял лопату, оглядел ее со всех сторон и, пожав плечами, встал рядом со Шкуматовым. Я открыл дневник Овалова. Учить, решил я, буду на раскопках. Пусть вначале прикоснутся сами к этим «святым костям» и предметам в могиле наших предков, почувствуют трепет от ощущения времени: наверняка многое поймут без объяснений.

Бычихин вернулся, когда солнце садилось в тучу за дальним берегом, отчего сосновый бор на гриве вдруг заполыхал красным, пожарным светом. Я выжидательно смотрел на Сергея, однако он, как всегда, с известиями не спешил. Бычихин съел целую миску остывшей и оттого совсем невкусной вермишели, напился чаю и поинтересовался, где Алена.

– За песнями пошла, – бросил я, едва скрывая нетерпение.

– Старик Овалов ошибся, – наконец сказал Сергей, – курганов тут не два, а три. Я их сразу и нашел… Впрочем, что искать. Они все вдоль этой тропы…

– Не может быть, – засомневался я. – Овалов – и ошибся?

Сергей молча дернул плечами: дескать, что здесь особенного. Не узрел одного, мимо прошел или вовсе не дошел…

– Погоди, а ты нашел тот, что вскрывал Овалов? – ухватился я за возможность проверить. – Там должны быть ямы…

– Никаких ям, – отрезал Бычихин, и мне показалось, что он чем-то сильно озабочен. – Выходит так: либо Овалов просчитался, либо… мы просто попали на совершенно другой могильник. Скорее всего, конечно, первое.

– Где же тогда следы от раскопок?

– Не знаю! Не знаю, – раздраженно ответил Сергей. – Я все курганы излазил. Чисто… Может быть, ямы затянуло песком, задерновалось все… Времени-то сколько прошло? Полвека!.. Короче, завтра разберемся, А сейчас я падаю спать. Надеюсь, сегодня гостей от наших соседей не предвидится…

Бычихин скрылся в палатке, а я взял дневник Овалова я открыл на том месте, где он писал о раскопках. Мелкий, убористый почерк профессора читался трудно. Но я уже успел привыкнуть к нему. Вообще Овалов был педант. Это надо же, почти ежедневно исписывать по полстраницы, фиксируя самую разную и зачастую наверняка ненужную информацию. В толстой тетради можно было найти все: от сведений по экономическому положению местных жителей и их происхождению до описаний растений, животных, геологии района и погоды.

«…Я попросил Фрола Трегубова пойти со мной на раскопки. Фрол очень живо интересуется историей, но своеобразно, – читал я, – часто в наших долгих вечерних беседах, распалившись, он стучит себя кулаком в грудь и говорит: «Мы делаем историю!» Лицо его при этом просветляется…

Поверхность кургана оказалась глубоко задернованной. Мы вырубили дерн с южной стороны погребения и начали осторожно вынимать грунт. Он состоял из крупного желтого песка и мелкой гальки, хотя повсюду на гриве встречается только мелкозернистый, пылеватый песок с подзолом. Фрол очень удивился, когда мы на глубине в тридцать вершков обнаружили каменную плиту из глинистого сланца, грубо обработанную металлическим инструментом. Плита прочно зажата, и мне пришлось кликнуть на помощь Фрола. Бывший матрос и чекист оказался сентиментальным человеком. Мне пришлось уговаривать его. Наконец мы сняли плиту, под которой обнаружили засыпанный песком каменный ящик. Около часа мы осторожно выгребали песок, пока не очистили два человеческих скелета. Взрослый скелет принадлежал мужчине средних лет, судя по крепким, хорошо сохранившимся зубам. Кость предплечья оказалась переломленной, а в затылочной части черепа имеется большой вдавленный пролом, будто от удара тяжелым кистенем или булавой. Рядом с останками мужчины находится второй скелет, принадлежащий, судя по тазовой кости, девочке лет 8-12, без каких-либо видимых повреждений. Обстоятельство, что они находятся в одном захоронении, немало поразило моего помощника. Он принялся строить догадки и увлек ими меня. Я мог предположить, что в этом каменном ящике похоронены погибшие в бою отец и дочь, что всего скорее и было. Но Фрол меня поразил. «Может, девчушка-то с горя померла? – сказал он. – Тятьку убили, а она плакала-плакала, да и…» Я понимаю, что русскому мужику присуща сентиментальность. Однако Фрол сказал совсем другое! Одной своей фразой он сказал, что люди железного века не были дикарями, а чувствовали глубоко, может быть, сильнее, чем мы, – культурная и развитая цивилизация. Ах, как это важно понять в наше жестокое время!..

Список железных предметов, найденных в захоронении:

1. Меч, видимо имевший когда-то деревянную рукоять и ножны, сильно изъеденные ржавчиной, но хорошо заметны обушок и лезвие, прямое, длина – 37 сантиметров…

2. Наконечник копья с раструбом и конусным лезвием…» Список был длинным, и я пробежал его глазами, остановившись на концовке описания раскопки. В это время за моей спиной встал Бычихин.

– Не ищи, нет там ничего, – сказал он, хлопая комаров на голом животе. – Я уже все проверил.