Тайна тринадцатого апостола

Там, на берегу, он оставил лучшего друга, чье тело лежало в одной из пещер высокого утеса над развалинами Кумрана. В пещере, где с незапамятных пор, спрятанные кем-то, хранятся в песке кувшины со странными свитками. Как только будет возможно, он туда вернется, извлечет пергамент из третьего кувшина слева от входа и со всеми предосторожностями, каких заслуживает столь почтенный документ, доставит его во Францию.

Смерть Пьера не была напрасной. Копия неизвестного апостольского послания будет вручена Роберу де Краону, великому магистру Храма. То, о чем этот текст возвещает, изменит лицо мира. Все узнают, что тамплиеры не напрасно отвергали обожествленного Христа, почитая и любя при этом Иисуса.

Прибыв в Париж, Эскье де Флуаран попросил Робера де Краонао встрече наедине. Как только они остались вдвоем, он вынул из своего пояса свернутый клочок ткани, покрытый коричневыми буквами, и протянул его великому магистру ордена, второму из носителей этого титула.

Не проронив ни слова, великий магистр развернул ткань. Все еще храня молчание, ознакомился с текстом, переписанным очень разборчиво. Сурово потребовал, чтобы Эскье поклялся кровью своего брата и друга нерушимо хранить тайну, и скупым кивком отпустил его.

Весь вечер и всю следующую ночь Робер де Краон провел в одиночестве у стола, на котором лежал развернутый кусок ткани, испачканный кровью одного из его братьев. Кровью, которой были начертаны самые немыслимые, самые потрясающие слова из всего, что он когда-либо читал.

Назавтра, с сумрачным лицом представ перед приближенными, он распорядился разослать по всей Европе вестников для чрезвычайного созыва генерального капитула ордена тамплиеров. Всем братьям — капитуляриям, сенешалям или приорам, духовным главам знаменитых и могущественных крепостей, равно как и командорам самых малозначительных земель, было предписано присутствовать на этом капитуле. Никто не вправе пропустить его.

Ни один.

65

Когда отец Нил возвратился к другу, все еще склоненному над столом в зале книгохранилища, его лицо было замкнуто. Лиланд глянул на него, оторвавшись от манускрипта:

— Ну и что?

— Не здесь. Вернемся на виа Аурелиа.

Рим готовился к празднованию Рождества. Каждая церковь Вечного Города, в эти дни считает своим долгом выставить самый красивый presepio — рождественские ясли. Декабрьскими вечерами римляне гуляют, заходя то в один храм, то в другой и сравнивая, какой украшен лучше, причем всегда сопровождают обсуждение бурной жестикуляцией.

«Невозможно, — думал отец Нил, глядя, как большие семейства в полном составе входят под церковные портики, как распахиваются счастливые глаза детей, — невозможно сказать им, что все это основано на самой обычной мирской лжи. Им так нужен бог в человеческом образе, бог-дитя! Церкви не остается ничего иного, как только хранить свою тайну; Ногаре был прав».

Двое мужчин молча шагали рядом. Войдя в квартиру, они уселись возле пианино, и Лиланд достал бутылку бурбона. Налил полную рюмку отцу Нилу, хотя тот пытался жестом остановить его.

— Ну же, Нил! Наш национальный напиток носит имя короля Франции. Всего несколько глотков, и ты расскажешь мне, чем ты занимался все утро один-одинешенек в том закоулке ватиканского книгохранилища, куда тебе в принципе и входить-то запрещено…

Уловить намек отец Нил не пожелал, сейчас он впервые кое-что скроет от своего друга. Откровения отца Бречинского, его испуганное лицо — все это не касалось его исследований. Он чувствовал себя хранителем тайны, которую нельзя ни с кем разделить. Он пропустил глоток бурбона, поморщился, закашлялся:

— Не знаю, с чего начать. Ты же не историк, ты не видел протоколов допросов инквизиции, а я их только что читал. И нашел те тексты, которые заинтересовали отца Андрея, когда он заходил в книгохранилище. Они мне раскрыли разом много чего, все это и ясно, и вместе с тем загадочно.

— Ты что-нибудь откопал насчет тринадцатого апостола?

— Слова вроде «тринадцатый апостол» или «апостольское послание» не встречаются ни в одном допросе. Но теперь, когда, я знаю, что мы разыскиваем, мое внимание привлекли две подробности, которых я не понимаю. Сам Филипп Красивый распорядился о наказании тамплиеров, это следует из его письма, разосланного комиссарам королевской полиции 14 сентября 1307 года, то есть за месяц до ареста всех членов ордена. Это письмо есть в книгохранилище, я его скопировал сегодня утром.

Нагнувшись, он вытащил из сумки лист бумаги:

— Я тебе прочту его первое обвинение: «Вот что воистину горько и прискорбно, вне всякого сомнения ужасно, отвратительное преступление…» Так о чем речь? «Что тамплиеры, вступая в свой орден, троекратно отрекаются от Христа и столько же раз плюют ему в лицо» [16].

— Ну и что!