Расплакавшись и закрыв лицо руками, она принялась причитать:
– О, какая у тебя жестокая душа! Неужели ты не понимаешь, что я готова всем пожертвовать и пойти за тобой, чтобы вырвать тебя из грязного мира идолопоклонничества?
Взглянув на нее, Мирина прикоснулась к моей руке.
– Чем ты ее так расстроил? – спросила она с округлившимися от страха глазами. – Разве ты не видишь, как она прекрасна и какой блеск в ее глазах? У нее такие нежные алые уста, что вчера, увидев ее, я со своим расплющенным носом и невыразительными глазами, не имея даже грудей, позавидовала ей.
Мне показалось, что мой сон сбывается, и я с испугом посмотрел на обеих девушек. Ведь до сих пор я еще не думал о свадьбе! Будучи дочерью Израиля, Мария из Беерота всю жизнь будет считать себя высшим созданием по сравнению со мной, превратит Мирину в рабыню и станет докучать мне до тех пор, пока ей, возможно, удастся заставить меня пройти обрезание. Не один римлянин пошел на это из-за слабости характера, даже если потом ему удалось все скрыть.
Неожиданно мне в голову пришла одна беспокойная мысль: а что если так и должно быть? Что если лишь при помощи безликого Бога иудеев мне дано отыскать путь в царство Иисуса? И что, если его ученики перестанут отвергать меня, когда я стану настоящим новообращенным благодаря Марии из Беерота? Разве, покинув Рим, я не был волен устраивать жизнь по собственному усмотрению? Если болезненная операция представляла собой единственное препятствие, воздвигавшее стену между мной и учениками Иисуса, то тогда это была бы наименьшая жертва, которую я мог принести, учитывая, что в жизни мне приходилось, испытывать куда худшее!
И все же мой дух противился этой мысли: ведь назаретянина приговорили к смерти именно все эти первосвященники, скрибы и старцы! Я чувствовал нутром, что прибежать в их храм, представляющий собой огромную бойню, и упрашивать их принять меня было бы предательством по отношению к Иисусу. Лучше оставаться смиренным и кротким душой, чем подложным предлогом пройти обрезание, чтобы быть допущенным в общество его учеников, не пожелавших меня принять таким, каков я есть.
Слезы Марии высохли, и она внимательно смотрела на меня. Мирина тоже растерянно поглядывала в мою сторону. Сравнив ее с болтливой дочерью Израиля, я испытал к ней самое нежное чувство и понял, что всю жизнь буду предпочитать именно ее.
– О Мария, в твоей жертве нет никакой необходимости! – придя в себя, решительно заявил я. – Если ты расстанешься со своим богоизбранным народом, это приведет тебя к погибели, потому что я – закоренелый язычник. С другой стороны, подумай о том, что именно я привез юношу с поломанной ногой к горе. Не можешь же ты не сдержать данное ему слово! Итак, мне придется тебя покинуть, однако, не без свадебного подарка, чтобы ты не чувствовала себя полностью зависимой от будущего мужа.
Похоже, эти слова ее убедили. Уже без слез она заметила:
– Этот мир полон неблагодарности, и я начинаю верить, что римляне – настоящие псы! Но только когда ты будешь возлежать на мягких подушках, укрывшись от солнца за пахнущими благовониями занавесями, вспомни обо мне и представь, что эти созданные для ласки руки вращают мельничный жернов, дым выедает мне глаза, а я из последних сил выпекаю хлеб!
Однако ее слова ничуть меня не разжалобили, потому что в такое я никогда не смог бы поверить! Наоборот, мне представлялось, что она заставит супруга работать, как каторжника, а с возрастом станет наводить ужас на зятьев и невесток. Хотя, конечно, я мог ошибаться в своих предсказаниях! Ведь простила же она меня, несмотря на то что незадолго до этого сделала все возможное, чтобы вывести из себя!
– Я имею полное право плюнуть тебе в лицо, – сказала она. – Увы! Мне приходится принять твой свадебный подарок, чтобы достойно предстать перед родителями будущего супруга! Кроме того, речь идет вовсе не о подарке, а о возмещении убытка, после того как ты нарушил данные тобой обещания!
Я осторожно промолчал, несмотря на то что сгорал от нетерпения спросить ее, какие же обещания я давал ей! Пока мы беседовали, появились первые постояльцы, готовые продолжить путь, к нам подошла с сияющим лицом Мария Магдалина.
– К чему все эти разговоры? – спросила она, – Выйдите во двор и взгляните на ослепительную красоту залитого солнцем мира! Его царство пришло на землю! Я больше ни на кого не сержусь, даже на Петра! Сегодня ночью мне приснился сон, и я поняла, что на мир снизошла благодать: я видела, как две белые голубки спустились с небес, сели на головы двух людей, в том числе и на твою, о римлянин! Я не имею права отторгать кого бы то ни было, поскольку даже самая малая заслуга не останется незамеченной и воздастся человеку сторицей. Отец может наказывать своего непослушного сына, но никогда не откажется от него. Поэтому я не делаю различия между римлянами и иудеями: ведь все живущие под этим небосводом люди отныне стали братьями и сестрами, из числа которых я не исключаю даже самаритян, несмотря на то что поработивший меня своими бесами колдун был родом из Самарии.