После того, что я увидел в гробнице, я испытал чувство ненависти к этим хитрым и подлым старикам, которые участвовали в судилище над своим царем и заставили Понтия Пилата распять его.
– Могила вашего царя пуста, – твердо заявил я – Поэтому мы постараемся разобраться в этом деле!
– Он не наш царь! Это он сам так говорил! – злобно выкрикнули они – А дело яснее ясного: часовые уснули, а ученики назаретянина тем временем выкрали его тело. Эти солдаты были готовы во всем сознаться и понести наказание, но мы прощаем их.
Между тем, что они утверждали, и тем, что я видел собственными глазами, существовала такая пропасть, что мне сразу же стало ясно: им удалось вовлечь в свою игру легионеров. Непринужденным тоном я сказал Аденабару:
– По военным законам Рима часовой, уснувший на своем посту или бросивший его без приказа, должен быть подвергнут наказанию розгами и обезглавлен.
Оба легионера вздрогнули и обменялись взглядами,
– Они находились на посту не для охраны римских патрициев, а по нашей просьбе, – повторили священники – Значит, нам и принадлежит право казнить их или миловать.
В этот момент жажда узнать, что же случилось на самом деле, заставила меня допустить ошибку, и желая припугнуть иудеев, я предложил им:
– Войдите в гробницу и посмотрите сами на то, что случилось! Затем можете допросить солдат, если у вас возникнет на то желание!
Более осмотрительный Аденабар поспешил добавить:
– Думаю, такие набожные люди, как вы, побоятся потревожить покой умершего.
Однако эти слова возымели обратное действие: они решили, что внутри находится нечто достойное внимания, и посоветовавшись на своем священном языке, из которого я не понимал ни слова, они, пригнувшись, один за другим прошли в гробницу так быстро, что мы не успели помешать им. Несмотря на тесноту гробницы, в которой с трудом могли бы уместиться три человека, они оставались там так долго, что я не выдержал и решил заглянуть внутрь: они сидели на корточках и оживленно спорили.
Наконец иудеи вышли с раскрасневшимися лицами и блуждающими взглядами.
– Мы взяли на себя грех и засвидетельствовали, что все произошло именно так, как нам рассказали эти часовые. А теперь нам лучше всем вместе пойти к прокуратору и прояснить это дело, дабы не вызывать кривотолков.
У меня неожиданно возникло одно подозрение, и я бросился в гробницу; когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что в поисках тела они разорвали плащаницу.
При мысли о том, что моя глупость позволила уничтожить единственное доказательство того, что иудейский царь покинул свою могилу сверхъестественным образом, меня охватила ужасная ярость. Одновременно я ощутил сонливость, головокружение от усталости и удушающего запаха мира. Меня охватило странное чувство нереальности и непреодолимое ощущение того, что здесь находится сила, во много раз превышающая мои возможности, которая, словно удерживая меня в своих руках, не позволяла выбежать и. наброситься с обвинениями на иудеев. Затем я взял себя в руки, мной овладело чувство умиротворения; опустив голову, я вышел из гробницы. Священникам я не сказал ни слова и даже не посмотрел в их сторону.
Я коротко объяснил Аденабару все, что произошло, и он, посмотрев на меня нерешительно и с немым вопросом, отделался лишь неопределенным жестом руки, как это делают сирийцы. Он вновь приказал часовым сложить оружие, но те принялись защищаться с силой обреченных.
– Какой же это приказ? Сдать оружие – значило бы признать, что мы нарушили дисциплину! Во имя бога Тауруса! Мы охраняли иудейскую могилу для самих же иудеев! Никто не запрещал здесь спать, а мы еще и продемонстрировали храбрость, ничуть не боясь темноты! Оставь нам наше оружие и дай время членам синедриона объяснить все прокуратору! От нашего и от их имени обещаем, что ты не пожалеешь об этом!
Аденабар краешком глаза взглянул на меня, предлагая тем самым вмешаться, поскольку при таком повороте дел нам ничего не удалось бы предпринять. Однако сам он не сказал ни слова. В полном строю мы вернулись в город. Священники, решив снять наблюдение с гробницы, поскольку тело было украдено, шагали вместе с нами. Шестеро легионеров шли рядом, что-то оживленно обсуждая тихими голосами.
Когда мы вошли во двор крепости, Понтий Пилат по-прежнему восседал на красной подушке своего судейского места, установленного на верхних ступеньках лестницы. Возле него стоял столик; прокуратор был занят тем, что обгладывал крыло поджаренного цыпленка, бросая кости в тарелку и запивая его вином; настроение его заметно улучшилось и было совсем не похоже на то, в котором мы его оставили. Когда мы приблизились, он решил принять нас следующим образом:
– Устраивайтесь здесь, напротив меня! Хочу, чтобы мы раз и навсегда прояснили дело с этой проклятой гробницей! Мой секретарь запишет все, что вы скажете, а вы, легионеры, подойдите поближе! Не бойтесь и объясните мне, как все произошло на самом деле.