Тайна убийства Столыпина

Говорили, государь не знал о петиции. А если так, то, выходит, всё разыгрывалось без его участия. Тёмные силы, стоявшие за спиной Николая II, ловко выстроили одно событие за другим, чтобы дискредитировать имя правителя.

Хитрая игра велась без ведома государя императора.

Из записей в серой тетради:

«События Кровавого воскресенья умело организовала партия войны. Может, у неё была и своя цель: война, революция — Николаю II надо отказаться от престола. На трон они хотели взвести свою фигуру, более податливую…»

Чем не реальная версия? Очень правдоподобно, если вникать во все детали истории, которые почему-то были обойдены нашими историками.

Тысячи людей шли на Дворцовую площадь. Они несли портреты царя, в толпе было много детей. На подступах к площади мирное шествие поджидали войска. Собравшимся приказали немедленно разойтись. Попробуйте в короткое время уговорить отчаявшуюся толпу отправиться по домам. Тем более что Гапон говорил: царь ждёт, ему надо сказать всё, что накипело, и тогда он наверняка откликнется на просьбы трудящихся.

Рабочие смело вступили на площадь. Никто не верил, что солдаты станут стрелять.

Раздались первые залпы, упали первые убитые. Потом ещё и ещё…

На снегу остались трупы мужчин, детей, женщин. На снегу валялись брошенные портреты царя — в них были дырки от пуль.

Известие о трагедии мигом разнеслось по всему городу. Все видели, как на санях развозили трупы, связанные верёвками, чтобы они не рассыпались. Трупов было много. Некоторые источники утверждали, что убитых было свыше двухсот, другие — что значительно больше, тысячи. Может, их было меньше, но дело не в количестве, а в самом факте — по приказу царя стреляли в мирное шествие!

Проклятие царю пронеслось по столице, а потом и по всей империи.

Так в народе появилась приставка к имени царя: «Николай Кровавый».

Вполне возможно, что царя «подставили» те, кто намеревался от него избавиться. Версия, которая никогда не рассматривалась советскими историками, во внимание ими серьёзно не принималась.

Когда государю доложили о случившемся, приближённые предложили ему свалить всю вину на армию, ведь команды стрелять он не давал. Позорить свою армию, форму которой носил сам, Николай II отказался. А может, последовал другому совету: нельзя настраивать против себя армию, в трудную минуту можно остаться без её помощи.

А потом при дворе решили показать, что Николай II вовсе не кровавый и не грозный, а всего лишь добрый царь-батюшка, которого можно и нужно любить. Во дворце устроили ему встречу с рабочими — сидя за одним столом с гостями, он пил с ними чай, ел сушки и мирно беседовал. То, что рабочую депутацию организовывала полиция, в народе не знали. Не все тайны внутренней политики должны быть известны народу.

В ответ на верноподданнические заверения рабочих царь обещал исполнить их желания и во всём разобраться. О жертвах он сожалел.

После Кровавого воскресенья вынужден был покинуть свой пост министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. Странная вышла история: человек, миролюбиво ко всему настроенный, вынужден был покинуть свой пост из-за излишней жестокости.

Реакция наступает. Окружение царя требует принятия жёстких мер.

Генерал Д.Ф. Трепов, в высших и военных кругах известный как реакционер, становится столичным генерал-губернатором. Жёсткая партия получает бразды правления в столице.

По династии наносится ещё один чувствительный удар — в Москве социал-революционер Каляев бросил бомбу в великого князя Сергея Александровича. Взрыв был такой силы, что московского диктатора разорвало в клочья: полицейские, прибывшие на место трагедии, нашли лишь руку, часть ноги да окровавленное туловище.

Из дневника Николая II:

«Ужасное злодеяние случилось в Москве: у Никольских ворот дядя Сергей, ехавший в карете, был убит брошенною бомбой, и кучер смертельно ранен… Несчастная Элла! Благослови и помоги ей, Господи!»

Несчастная Элла ползала среди останков мужа, пыталась собрать их в единое целое.

Революция разрасталась, охватывая всю империю. Кровавое воскресенье подняло бурю, которая долго не утихала.

В свой дневник Константин Романов так же, как его царствующий родственник, записывает печальные строки: «Просто не верится, какими быстрыми шагами мы идём навстречу неведомым, неизвестным бедствиям. Всюду разнузданность, все сбиты с толку… Сильной руки правительства уже не чувствуют. Да её и нет».

Он, как и государь, ещё не знает, что впереди самодержавие ждут новые испытания — всеобщие стачки, восстания, баррикады в Москве, на Пресне, которые будут сложены из опрокинутых трамваев, мебели; мятежи в армии и ещё много разных бед, которые заставят задуматься: а не покинуть ли Россию? И государь поручит прислуге собирать чемоданы…

Отрезанная забастовками от остальной части государства, царская семья томилась в Петергофе, ожидая худшего. Николай II всё думал, где же ему разместить домочадцев, где его примут. Он постоянно думал о пристанище.