В комнату председателя Думы Н. А. Хомякова явились двое министров, г. Харитонов и г. Кауфман, и просили передать об этом г. Родичеву, который и не заставил себя ждать. Извинение происходило в присутствии министров, Н. А. Хомякова и саратовского депутата Н. Н. Львова.
Г. Родичев признавался, что он совершенно не имел в виду оскорбить главу кабинета, что он искрение раскаивается в своих выражениях, которые не так были поняты, и просит его извинить.
— Я вас прощаю, — сказал П. А. Столыпин, и объяснение было окончено.
П. А. Столыпин, как передают, был при этом крайне взволнован, а г. Родичев казался совершенно подавленным.
Известие о том, что председатель Совета министров принял извинение, быстро облетело залы и внесло первое успокоение”.
Несостоявшаяся война
Одной войны Россия избежала благодаря Столыпину.
История предлагает много ходов, а выбрать надо ход единственный, повторного хода история сделать не даёт.
Не будем гадать, как сложилась бы наша судьба, не случись Первая мировая война, в которой Российская империя увязла, как и Германия, развязавшая войну, как и Германия, разбилась, словно упавшая чаша. Осколки разлетелись далеко, все собрать не удалось.
Проиграв войну, Германия ещё долго мучилась в конвульсиях, проходила через бунты и восстания, унижения, холод и голод, пока не набралась новых сил. К сожалению, история не послужила её новому лидеру никаким уроком.
Россия пришла к роковому четырнадцатому году без Столыпина. Тогда государь поддался искушению, забыл о предостережении, которое не раз делал Пётр Аркадьевич, отговаривая его от всяких войн. Мог бы, конечно, Николай II и запомнить слова, когда-то высказанные его премьером.
В начале века царь ошибся с Японией. “Да что там японцы, они же воевать не могут! — рассуждал он. — Разобьём их в два счёта!” Но войну ту он проиграл. После неё и разразилась первая русская гроза. После революции, которую пришлось усмирять Столыпину, всё вроде пришло в норму, успокоилось. Плохое, как ни странно, быстро забылось. И весной 1909 года Россия вновь оказалась на грани войны, которую удалось избежать лишь благодаря настойчивости Столыпина.
Той весной Австро-Венгрия, поощряемая Германией, аннексировала Боснию и Герцеговину. Ещё одна, кстати, империя, развалившаяся во время Первой мировой войны, в которую она вступила со своей союзницей — Германией, нарывалась на драку значительно раньше.
Настырная Австро-Венгрия объявила о своей аннексии ещё осенью — в октябре 1908 года. А до этого в частных переговорах русский министр иностранных дел Извольский объяснил австро-венгерскому коллеге графу Эренталю в Бухлау, что подобное решение лишь приведёт к опасным последствиям.
— Зачем вам это надо? — сердечно интересовался он. — Я понимаю, что вас поддерживает Германия, но мы же не можем смотреть, как вы третируете наших братьев-славян. Вы толкаете нас на войну, а война, смею вам заметить, невыгодна нам обоим.
Эренталь стоял на позиции, на которую его определил император Франц-Иосиф, с доводами Извольского не соглашался. Переговоры ни к чему не привели, отношения между Россией и Австро-Венгрией испортились. Тогда Россия сделала предложение: коли спор затянулся, надо провести международную конференцию, чтобы обсудить требования Австро-Венгрии. Австро-Венгрия не соглашалась, настаивала на аннексии без конференции.
— Для чего сбор дипломатов и ненужные споры, если и так всё ясно? — считал граф Эренталь.
За Австро-Венгрией маячила Германия.
Европа была накануне войны. Дипломаты находились в нервном ожидании. Все гадали, какой новый ход сделает каждая из сторон, в какое русло направят события.
Как раз в те дни русский морской агент Бок получил телеграмму о прибытии гардемаринского отряда, который возвращался из Средиземного моря, в Киль. В его обязанности входило встречать и провожать свои суда.
Получив телеграмму, Бок развёл руками:
— Неужели в Штабе не знают, что немцы готовы разослать мобилизационные карточки и начать войну?
Немцы тоже удивились смелому решению русских. Оно им было непонятным.
Ещё более удивился адмирал Литвинов, командовавший отрядом гардемаринов, когда увидел, что каждое его судно поставлено на рейде в Киле между двумя немецкими броненосцами, готовыми в любую секунду открыть огонь в упор.
Нервы адмирала были взведены, как курок. Он, как человек военный, понимал, что война вспыхивает внезапно, как спичка, поджигающая огромный дом, и погасить пожар зачастую не удаётся. Литвинов ждал момента, чтобы убраться из неприветливого Киля.
А Николай II был настроен воинственно. Правда, взбучка, заданная японцами, его как-то сдерживала, он хорошо понимал, что отличие войны европейской от дальневосточной состоит в том, что она, втянув и другие страны, может стать намного разорительней. О том, что она может быть губительной, царь даже не задумывался.
Против войны выступил Столыпин. Насколько резким и твёрдым он был во внутренних делах, настолько мягким и уступчивым оказался в делах иностранных. Этого государь не ожидал.