– Где ты была, скажи, пожалуйста? – зловещим голосом спросил Поль, когда мы свиделись первый раз по приезде.
Я решилась заранее рассказать ему все и рассказала без всякой утайки, надеясь, что он поймет мои причины. Но он не дал мне сказать толком двух слов, и у нас вышла прегадкая сцена.
– Ты лжешь! – крикнул он вне себя. – Ты меня водишь за нос! Ты только за этим и ездила!
– Поль!.. Ты с ума сошел!..
Но он был безмерно взбешен и вывел меня, в свою очередь, из терпения. Не прошло и пяти минут, как мы были готовы забыть, где мы и что через комнату могут услышать наш крик.
– Стой! – вскрикнула я, чувствуя, что мы оба теряем голову. – Если ты до меня еще пальцем дотронешься, клянусь тебе Богом, я выбью окно и кликну дворника.
Это было в Коломне, на свидании у его старухи, и мы расстались врагами.
На другой день, поутру, я получила короткое извинительное письмо, в котором он звал меня вечером опять в то же место, обещая, что все выслушает, но я не пошла. На третий день – снова письмо, отчаянное. Он обвинял себя безусловно, просил у меня тысячу раз прощения и умолял прийти.
Вечером, когда мы увиделись у старухи, я разругала его беспощадно, и он выслушал это молча, повесив голову.
Кончилось, разумеется, тем, что я простила его. После чего мы говорили много о том, что у меня было в Р** с его женою.
– Нет, стало быть, никакой надежды? – сказал он мрачно.
– Нет, – отвечала я. – И надо это окончить как можно скорее, покуда она не проболталась… Ты приискал кого-нибудь?
– Да.
– Кого?
– Из кордебалета, одну молодую девчонку.
– Хорошенькую?
– Ну разумеется.
– Вот видишь, как ты со мною несправедлив. Ты выбрал на мое место красавицу, и я против этого ни полслова. А сам ревнуешь меня – к кому?.. К старику, которого я взяла, чтобы глаза отвесть!
– Уж не думаешь ли ты продолжать эту связь?
– Ах, боже мой! Разумеется, думаю!.. На первое время… Как же иначе?
По правде сказать, я сначала об этом не думала, но эта идея пришла мне в голову, пока я жила у О**, и я решила, что так будет гораздо умнее, потому что иначе как объяснить наш разрыв для тех, кто знали меня и, разумеется, не могли допустить, чтобы я остепенилась так сразу, без всяких причин. Все это я объяснила Полю подробно, ссылаясь, в свое оправдание, что и он тоже взял напоказ любовницу.
Он замолчал, но логика эта была ему, очевидно, не по нутру.
– Что ж, ты ее афишируешь? – спросила я между прочим.
– Да, – отвечал он угрюмо.
– Ну, полно морщиться-то, голубчик!.. Меня не проведешь!.. Я знаю вашу породу. Вам кто бы ни был, все равно… С нею, с глазу на глаз, я полагаю, ты не делаешь такой кислой мины?
Он усмехнулся.
– Очень хорошенькая? – спросила я.
– Да… недурна.
Молчание. Он посвистывал.
– Что ж, ты устроил ее на щегольской квартире: повар, лакей, экипаж; все как следует?
– Да.
– Где ж это?
Он назвал мне дом и улицу.
Таким образом все было подготовлено по возможности заблаговременно, и оставался только один вопрос; когда
Потолковав и поспорив об этом с Полем, мы наконец согласились, что нужно спешить, и вторая моя поездка в Р** была назначена на первое ноября. Я должна была выехать в два с половиной часа, без багажа (чтобы избежать задержек и чтобы дома никто не мог догадаться, что я уезжаю серьезно куда-нибудь); на другой день, в семь часов вечера, быть в Р**, окончить все, если удастся, в тот же день к ночи, и ночью в три уехать обратно. Таким образом Штевич и Сузя узнали бы только поутру, на другой день, что я не ночевала дома, а в конце третьей или четвертой ночи я уж должна была быть у себя… Кому могло прийти в голову, что в эти два-три с половиною дня я, без всяких дорожных сборов, в одном простом лисьем салопе, успела съездить за тысячу верст и воротиться?
Таким образом все, что только возможно было предвидеть, было предвидено, и если за всем тем, как оказалось впоследствии, я ошиблась в расчете, то могу по крайней мере сказать, что причины моей ошибки лежали вне всякого человеческого предвидения.