Тайна улицы Дезир

— Я вижу. Этот так себе, мелкая сошка, а есть еще и другой. Тот, которого вы поймали, — просто трус. До этого он приходил сюда один — расписывать стены. Я его выбранил, потому что краска в баллончике воняет. И он вернулся со своим другом на этой пыхтелке, чтобы отомстить мне.

— Бартельми — полицейский, и он этим займется. А, Бартельми? А потом он попросит этого справедливого графитчика объяснить свою теорию опасности. Может быть, у него есть информация из первых рук о деле Ванессы Ринже.

— Разумеется, мадам.

Все, надо было уходить. Лола Жост последовала за Ингрид Дизель в ее квартиру, оставив многие вопросы без ответа. Намерена ли она вести расследование под носом у Гнома? Рассматривает ли она возможность возвращения в комиссариат десятого округа? Быть может, мысли не давали ей заснуть, и она решила скоротать время в компании массажистки, сторонницы уличных драк? Не находя в себе сил отыскать ключ к тайнам мира, таким же загадочным, как туман, не смущавший, впрочем, клошара (который уже восстановил свое ложе из картона), Бартельми подумал, что хотя бы на один вопрос получить ответ можно уже сегодня ночью.

— Скажите, Тонио, а в детстве у вас случайно не было светлых кудрей и ангельского личика?

— Как это не было, друг мой? К первому причастию мне сделали пробор, но он не держался. Из-за кудрей.

— Господин инспектор, если вас это не затруднит, я хотел бы отправиться в комиссариат, — сказал хулиган.

Максим Дюшан пешком возвращался из комиссариата на улице Луи-Блан по набережной Вальми, почти пустынной в этот час. Он относил Хадидже теплый свитер. Идя вдоль канала Сен-Мартен, вдыхая аромат измороси, смешанный с запахом стоячей воды, поддавая ногами опавшие листья каштанов, которые шелестели в такт его шагам, он временами отвлекался от забот, обрушившихся на девушек, и погружался в мысли о Ринко. Она сделала десятки набросков этого квартала, ища вдохновения для манга, который мирно начинался в Париже и плохо кончался в Токио. Ринко любила жестокие истории, не оставляющие надежды, приключения, после которых герой не спасался, даже если бился, как лев, злые сказки о несчастьях. Смерть Ванессы очень бы ее заинтересовала. По многим причинам.

И тем не менее Ринко была слабой женщиной. Супругой, которой все меньше нравилось, что ее муж мечется по всей планете, рискуя своей шкурой из-за какой-то фотографии. Поэтому она не спешила с ребенком. Они поженились совсем молодыми. Некоторое время их связывала настоящая страсть.

Придя в «Красавиц», Максим сразу поднялся к себе и решительно вошел в кабинет. Он не смотрел свои фотографии уже почти два года, с тех пор как встретился с Хадиджей. Они были разложены в хронологическом порядке. Он быстро нашел свой репортаж о румынских детях, воспитанниках приютов и беспризорниках. Черно-белые снимки. Первые фотографии были датированы 22 декабря 1989 года, днем падения режима Николае Чаушеску. Он, не торопясь, переворачивал их. Каждый снимок воскрешал ощущения, звуки, запахи. Лица маленьких каторжников, коротко стриженных, чтобы не было вшей, худоба их тел, которым никогда ничего не доставалось, тем более любви. Эти грязные мальчишки в лохмотьях, спящие на тротуарах, на вокзалах, где попало, питающиеся на помойках, нюхающие клей. Тут был и парнишка, бившийся головой о стену, и еще один, практически одичавший, до крови укусивший медсестру.

Рождество 1989 года: Максим не забудет его до конца жизни. Предполагалось, что он поработает недельку и вернется домой к Новому году. Он задержался на месяц, задетый за живое судьбой этих мальчишек. Теперь он уже не знал, двигало ли им сострадание или лихорадочное возбуждение. Или и то, и другое. Он уже и не пытался понять. Его захватило то, что он делал. Прежде он не испытывал эти ощущения с такой силой. На сей раз ему захотелось остановиться, сосредоточиться на своей теме и стать ее летописцем. Ринко звонила каждый день. Он все ей объяснял, она не понимала. Она хотела, чтобы он вернулся. Она говорила, что без него ей страшно по ночам. Ей хотелось чувствовать рядом с собой его тело, это помогло бы ей успокоиться. Он сказал ей тогда: «Я тебе не плюшевый мишка». Он и вправду так думал. Ее доводы казались ему смехотворными.

А потом он стал медленно приходить в себя, возвращаться в свое время, в свое агентство. Лионель Садуайан, его начальник, настаивал на том, чтобы он «завязывал». Он неохотно, но вернулся. Париж в январе девяностого. Он прилетел последним ночным самолетом, никого не предупредив. Он даже не думал о Ринко в такси, которое везло его из аэропорта. Ему все казалось невероятно правильным, устроенным, неуловимым. Великолепным.

Максим Дюшан закрыл и убрал альбом. Он растянулся на кровати, не раздеваясь, не выключая свет. Он слушал дождь. Его музыка ему обычно нравилась. Но этой ночью все было не так. Он все еще чувствовал цепкую хватку Ингрид Дизель. Она размяла его тело и его память. Он так и слышал, как она спрашивает: «А ты никогда не был женат?»