Тайна улицы Дезир

Комендант жандармерии Орельен Пассар долго не мог понять, что навело Лолу Жост, бывшего офицера полиции из комиссариата на улице Луи-Блан, Париж, Десятый округ, и Ингрид Дизель, массажистку, проживающую на Пассаж-дю-Дезир в том же округе, на след Пьера Нортона, парижанина, решившего начать новую жизнь в Савойе под именем Пьера Нормана. Он заставил Лолу с шиной на правой руке и синяком под левым глазом объяснять все заново. Ингрид спокойно пила кофе, слушая свою спутницу. По ее мнению, та рассказывала довольно складно. Комендант понемногу начал понимать ситуацию, поскольку смог позвонить лейтенанту Бартельми и установить связь с делом Ванессы Ринже. Разговор с настоящим полицейским при исполнении служебных обязанностей как-то придавал уверенности. Обещание упомянутого лейтенанта прибыть скоростным поездом в 16:27 окончательно убедило его, что он имеет дело не с парочкой умалишенных. Ингрид и Лола сказали, что их можно будет найти в отеле «Серебряные колокольчики».

Кажется, комендант Пассар вздохнул с облегчением, когда они ушли.

Жером Бартельми умирал от желания помочь начальнице порезать местную ветчину. Шина на руке мешала ей управляться с ножом и потребовала немалых усилий в борьбе с великолепным сыром «раклет». Лола предоставила Бартельми разрезать ветчину, а сама занялась бутылкой «русеет», вина, которое она считала «вполне подходящим». Американка же, у которой обе руки были вполне здоровы, воздавала честь вкуснейшей местной колбасе с горячей картошкой, которую она окунала в расплавленный сыр. Смотреть, как ест эта женщина, было настоящим удовольствием. Бартельми считал эту высокую блондинку особой весьма своеобразной и рассматривал ее с тем большим интересом, что она, как он узнал, спасла жизнь Лоле Жост. Всего лишь. И лейтенант не сумел отказать себе в удовольствии крепко пожать ей руку и несколько раз ее поздравить. Он все никак не мог прийти в себя от услышанного. Поэтому снова и снова заводил одно и то же:

— Ах, мадемуазель Дизель, я никогда не смогу достойно отблагодарить вас!

— Мальчик мой, ты начинаешь нас утомлять, — проворчала Лола. — Ясное дело, Ингрид меня спасла. Но мы же не собираемся встречать Рождество здесь.

— А я бы с удовольствием осталась здесь на рождественский ужин, — сказала Ингрид, отрезая себе еще один добрый кусок сыра, — здесь потрясающе!

— И все-таки, деточка, нам надо возвращаться. Наша работа еще не окончена. Нужно прояснить еще пару-тройку моментов.

Бартельми улыбнулся начальнице. Завтра он повезет Нортона в Париж. Но сегодня он будет развлекаться изо всех сил. Великая Лола вернулась. Помятая, с подбитым глазом, хромающая, но живая. Еще какая живая! Она распутала дело Ванессы Ринже, пролила свет на убийство двенадцатилетней давности. И она хотела чего-то еще. Так же, как она хотела еще плавленого сыра, еще вина. Какое великолепное здоровье! О, это совсем не то, что зануда Гном. Да о нем даже думать сейчас не стоит.

— О чем ты говоришь, Лола?

— О Хлое Гардель и Хадидже Юнис, разумеется. Эти две девушки должны мне кое-что объяснить. И они это сделают.

Американка вздохнула, надув щеки, как хомячок, пробормотала какую-то грубость, типа: «Why is this so fucking important to you?»[63] — но в конце концов просто пожала плечами. Она работала с мадам Жост еще слишком недолго, чтобы понять все. Ничего удивительного, ведь для того, чтобы приблизиться к истине, обычно требуются долгие годы практики. И все же.

41

Медная табличка гласила: «Звоните и входите». Поэтому Лола Жост позвонила и вошла, а вслед за ней — Ингрид Дизель и Хадиджа Юнис (она не хотела приходить, но Лола пригрозила рассказать Груссе о мешке, набитом деньгами, если она не послушается). В приемной сидел мужчина. Когда они вошли, он даже не поднял глаз от газеты с экономическими новостями. Лола обратилась к нему:

— Извините! Вы не видели, к доктору Леже только что зашла молодая девушка, темноволосая и чуточку полноватая?

— Да, мадам. А что?

— Это моя внучка, мсье. А вы случайно не знаете, где пес?

— Какой пес, мадам?

— Далматин доктора Леже. Его, должно быть, выдворили из кабинета перед приходом моей внучки. По крайней мере я надеюсь, что это так, потому что у нее страшная аллергия на шерсть. И я хотела убедиться, что он об этом не забыл.

Мужчина недоверчиво поднял брови, но в конце концов все-таки проговорил:

— Я думаю, далматин в кухне.

— Превосходно, — ответила Лола.

Потом она что-то быстро шепнула на ухо Ингрид. И вошла в кабинет доктора Леже.

Психоаналитик с удивлением взглянул на нее. Он сидел в своем любимом кресле, одетый в уже знакомые Лоле бархатные брюки, розовую рубашку и жилет теплого бежевого оттенка. Хлоя в джинсах и огромном пуловере лежала на диване, скрестив руки на животе. Она вздрогнула. Потом с умоляющим видом обернулась к Антуану Леже.

— У вас что-то срочное, мадам Жост? — спокойно спросил психоаналитик.

— Все зависит от того, какое значение вы вкладываете в слово «срочность», доктор Леже. Для меня это срочность длиной в три года.