Он молча кивнул головой и погладил ее по ноге. Она бросила взгляд на картину, висевшую над электрическим камином.
— И эта картина тоже доставляет мне удовольствие. У женщины голова смещена, руки и ноги тоже, и сзади улица… все дома покосились в разные стороны, как во время большого землетрясения.
Мурхэд взял у Стеллы сигарету и бросил в пепельницу.
— Да, в этой картине отчетливо проявилось пренатальное влечение к разрушению. Этот художник погиб пять лет тому назад в Африке во время охоты. И все его картины могут служить иллюстрациями к учебникам по глубинной психологии. Вы были в музее Гуггенхайма в Нью-Йорке?
— Да, много раз.
— Там висит картина Делонэ — изображена башня, которая рушится, вся деформирована, клубятся облака, как будто произошел взрыв, земля стоит дыбом… Эта картина доставляет наслаждение, потому что отвечает нашему бессознательному влечению. Не надо удивляться тому, что дети потрошат кукол и мучают котят. И тому, что, когда вы целуетесь, вам хочется укусить, причинить боль. Это проявление амбивалентности эмоций — любовь сочетается с желанием мучить, ломать, разрушать.
— Мне нравятся картины де Коонинга, — сказала Стелла, — недавно купила две за пятнадцать тысяч. Там перемешаны все плоскости, разорваны линии, диссонирующие пятна, прелесть. И Поллока тоже люблю с его брызгами по всему полотну. Он ведь тоже погиб под машиной, как мой мексиканец. Пикассо уже слишком академичен, выглядит как Джотто или Чимабуэ. И недавно я испытала огромное наслаждение, когда слушала фрагменты оперы Менотти, особенно то место, где женщина-медиум душит глухонемого, там такие немыслимые септаккорды, тремоло и фиоритуры, что мороз пробегает по коже, я чуть не отвернула голову болонке. Хиндемит и Стравинский кажутся теперь совсем пресными, как какой-нибудь Вивальди или Чимароза…
Доктор провел рукой по спине пациентки.
— Все дело в том, что нам, живущим в условиях цивилизации, приходится все время подавлять наши настоящие желания и страсти, запирать их в клетку, именуемую сферой бессознательного. И там они соединяются с демонами — инстинктами разрушения и сексуальности. Подавление этих демонов, бушующих в глубинах нашей психики, губительно отражается на всей нашей нервной системе. Отсюда наша угнетенность, мучительная неудовлетворенность, невроз и прочие недуги, терзающие цивилизованное человечество. Поэтому то, что с вами происходит, вполне естественно. Закономерно и нормально.
Стелла тихо засмеялась.
— Значит, бояться нечего? Можно продолжать убивать во сне?
— Можно. Надо сублимировать, то есть преобразовывать то врожденное влечение, которое бушует в глубинах вашей психики и хочет вырваться наружу. Эта сублимация у вас происходит в форме снов…
Стелла села с ногами на кушетку и стала поправлять волосы.
— Но сублимация уже перестает меня удовлетворять. Сны только разжигают аппетит у моих демонов. Сны это тот же дым, а дымом трудно насытиться.
— Правильно, моя умница. Поэтому надо избавиться от подавленности, угнетенности, иначе это приведет вас к опасной ситуации…
— Какой? Начну делать то самое не во сне, а наяву?
— Нет, инстинкт самосохранения не позволит вам этого. И вам придется сдерживать изо всех сил разрушительную энергию, и в конце концов она обрушится на вас. Это самое страшное.
— Убью себя?
— Да. Но этого надо избежать, и я помогу вам сделать это.
— Мне кто-то говорил, что маленькие зверьки — кажется, лемминги — бросаются в море огромными толпами, десятками тысяч. Кончают самоубийством. И скорпионы тоже. Они жалят самих себя и умирают. — Стелла улыбнулась. — Потому что у них нет психотерапевтов.
— Мы помогаем человечеству в меру своих сил, — сказал Мурхэд.
Стелла понюхала спинку кушетки.
— Это не мои духи. Наверно, этой кривобокой гиены… Гленды Гру. Кстати, я ее однажды убивала во сне, раздавила… как того мексиканца.
Мурхэд пристально посмотрел ей в глаза и сказал:
— Скажите мне, Стелла, как врачу, как своему исповеднику… не бойтесь, дальше меня не пойдет. Мы свято соблюдаем профессиональную тайну.
— Сколько раз изменяла Фреду?
— Нет. Тот мексиканец лежал на дороге, а кровь была на тротуаре у телефона-автомата. Где вы наехали на него?
Стелла закурила сигарету и выдохнула дым вверх.
— Он хотел перейти, я просигналила, тогда он прыгнул назад… а я, вместо того, чтобы затормозить, круто повернула руль и заехала на тротуар, а он вдруг упал, и меня охватила такая злость, что я двинула машину дальше, и он закричал. И только тогда я пришла в себя… Вышла из машины и оттащила его на дорогу… ему уже было все равно, где лежать.
Мурхэд зажег настольную зажигалку и, дунув на нее, потушил.
— Я так и думал. Говорили об этом мужу?
Она пожала плечами.
— Нет, он же не врач.