Тайна Урулгана

Остальные послушно последовали за ним. Стены не были стенами — это были занавесы тумана, что лишь щекотали, когда проходишь сквозь, и смыкались сзади. И когда они прошли первую стену, астронавта не было. Мюллер остановился и тут же услышал:

— Идите.

И в следующее мгновение они оказались у люка. Астронавт уже был снаружи, он легко стоял на бревне. Он был одет в облегающий серебристый костюм, украшенный голубыми квадратиками, разбросанными по нему без смысла, но красиво.

Он быстро пошел в сторону лагеря. Остальные, не возражая, поспешили следом.

* * *

Иван Молчун, пошуровав в мешках Мюллера и молодых людей, больше ничего спиртного не нашел и, так как все еще оставался в неприятном положении человека, начавшего пить, решил поспать. Но сон не шел, а было глубокое раздражение. Из сорока с небольшим лет, прожитых на божьем свете, Молчун около двадцати провел по тюрьмам и каторгам не потому, что был особо склонен к злодейству, а так получилось. С первой же тюрьмы дорога его была определена и друзья известны. Он был клейменый, поротый, битый плетьми — нерчинскую каторгу знал, сахалинскую видел. Для него вся Россия была большой каторгой — там был центр мира, а между каторгами существовали как бы хлевы, там стояли коровы и ждали, пока волк их зарежет.

Лет шесть назад бежал Молчун с каторги — надоело. Решил, что больше не вернется. Пристал к золотоискателям, таился, потом попался на глаза к колоколовскому приказчику, тот его определил к хозяйскому дому. Вроде бы как телохранителем. В помощь Ахметке.

С тех пор служил. Колоколова уважал. Документы ему выправили новые. Выпивал, правда. Нечасто, но если начнет — удержу нет.

Вот и сейчас — самое время начать.

Уйти, что ли? Да куда уйдешь? И оттого Молчун сердился.

Он вышел к лошадям, посмотрел, нет ли язв, не сбиты ли ноги. Спокойнее не стало. Сколько еще в тайге сидеть?

Молчун со злости подобрал с земли тяжелый обгорелый сук и кинул его в кусты.

Сук с треском влетел в перепутанность горелых ветвей и сучьев, оттуда послышался крик. Молчун даже замер от неприятного предчувствия: если профессор с той стороны идет да ему по макушке угодило — что тогда? Придется снова бежать, в тайге скитаться…

И пока Молчун в удручении глядел перед собой, из чащи вышли три человека.

Впереди шел кореец, из золотоискателей. Его Молчун знал, днями встретили у Власьей речки. Второй был высокий англичанин, который приехал в Новопятницк с девкой. А третий шел — злобы не хватает — косоглазый, который с ним таким подлым образом разделался в Новопятницке.

— Ты че то кидаешь? — спросил кореец испуганно. — Зачем убить хочешь?

— А кто знал, что вы здесь шляетесь? — взревел Молчун. — Чего вас сюда несет?

И тут он увидел в руке китайского слуги небольшой черный пистолет.

Молчуну бы испугаться, сообразить, что не зря эти иностранцы, которым в Булуне надо быть, в тайгу забрались. Но полупьяная нерастраченная злость, память об унижении, которому его, первого силача в городе, подвергли в Новопятницке, настолько овладели им, что он заревел словно медведь и двинулся к пришельцам.

— А ну, брось! — крикнул он китайцу. — Брось, тебе говорю!

Высокий англичанин что-то заквакал по-своему, кореец кинулся в сторону, попал между корней в лужу — только грязь столбом!

Китаец улыбнулся, холодно так, спокойно оскалил зубы. Поднял пистолет, и Молчун понял: сейчас выстрелит. Ему бы остановиться, смириться. Но смириться он не мог и продолжал идти на китайца, сжав кулаки и глядя на него в упор почти белыми яростными глазами.

И тогда китаец выстрелил. Раз выстрелил, потом еще и еще, потому что Молчуна убить трудно — его на всех каторгах убивали, да не убили, а пистолетик маленький, вроде детский.

Он упал только после четвертого выстрела.

Но еще не был мертвый, только неподвижный и немой, потому что ему перешибло хребет.

— Ну зачем вы это сделали, маркиз? — сказал по-английски мистер Робертсон. А китаец Лю, не пряча пистолета, ответил на том же языке:

— Вы предпочли бы, чтобы он меня задушил? Разве вы не видите, что я только защищался?

— Я помню этого человека, — сказал Дуглас. — Он напал на меня в том городке.

— Он маньяк. Бандит.

— Это, к сожалению, не оправдание, маркиз, — сказал Дуглас.

— У меня не было выхода.

— Сейчас появятся профессор и другие русские. Что мы им скажем?

— Мы скажем правду, — ответил маркиз. — Мы скажем, что вы, защищаясь, убили этого бандита.

— Но я не убивал его! Вы хотите, чтобы я попал в тюрьму в этой стране?

— Вас никто не обвинит. Слугу же…

— Но наш проводник! Он все видел.

— Тогда он тоже должен умереть.

— Маркиз! Остановитесь. Вы погубите и себя, и меня.

— Я не верю в бессмертие души, — сказал маркиз. Молчун вздрогнул, из его полуоткрытого рта вырвался стон.

Маркиз был скор. Его рука не дрожала. Раздался сухой выстрел.