Тайна «Утеса»

— Эта комната должна быть желтая, — ответила она. — Крашеная мебель, желтые нарциссы в кувшине и, может быть, зеленый коврик возле кровати.

Я орудовал своей красивой стальной рулеткой, которая то сматывалась в катушку, то вытягивалась вверх, подобно веревке индийского факира. Наш разговор не отличался последовательностью.

— Альков, шесть футов на шесть. Ты записываешь?

— Записываю. У «Либерти» есть ткань на занавески, желтая с зеленым.

— Окно, шесть на десять… Пошли в гостиную, это важнее.

Мой ковер был слишком мал для пола в гостиной, это я увидел сразу, да паркет и не требовал ковра.

— Окна, — диктовал я, — девять футов на четыре с половиной, подойдут старые бархатные шторы. По замыслу архитектора… между прочим, мне кажется, я все-таки слышал фамилию этого художника — Левелин Мередит. Если он чего-то стоит, о нем должен знать Макс.

— Думаешь, он был членом Королевской Академии искусств? — откликнулась Памела. — Ламбрекены в виде арок, как по-твоему? К сожалению, Стелла — брюнетка, в отца, и наверно, это не перестает печалить старика. Он считает, что она унаследовала отцовскую безответственность.

— Откуда ты все это выкопала? — изумился я.

— Психологическая дедукция!.. Дорожки для лестницы будут недешевы.

— Обойдешься без дорожек.

— Скрести лестницу тоже тоскливо.

— Но линолеум мы стелить не будем.

— Ой, нет! На такую лестницу!

— Все, что мы купим, — заявил я, — должно служить нам вечно, чтобы мы могли прожить с этим всю жизнь. Мы не можем позволить себе временные вещи.

— Согласна, — отозвалась Памела.

— Правда, мы еще не купили сам дом.

— Конечно. — Она улыбнулась. — Старик воображает, что строгая дисциплина удержит внучку на стезе добродетели. Но он любит ее и по-своему добр к ней.

— Двадцать две ступеньки.

— Только иногда в ней просыпается ее отец, и тогда капитан кидается на нее, как ястреб. Хотелось бы мне знать, откуда у нее эти духи с запахом мимозы? Он сам не понимает, что он мешает ей развиваться лишает ее непосредственности.

— Черт бы побрал этого архитектора. Ведь нам еще ехать двести миль!

— Черт бы побрал капитана… Он разрушает ее нервную систему… Если он не поостережется, у нее разовьется какой-нибудь комплекс.

— Послушай, сестра! — я выпрямился и посмотрел на Памелу. Не помню случая, чтобы она так безудержно болтала. — Когда она успела тебе все это рассказать?

— Рассказать мне? — засмеялась Памела. — Такая сдержанная молодая особа? Родди, очнись!

— Значит, ты просто все придумываешь?

— И держу пари, что все так и есть!

— Ты опасна для общества.

Воздух «Утеса» оказался целителен для Памелы Слава Богу! Она снова стала сама собой.

Глава III

ДЕРЕВНЯ

Вырваться из Лондона оказалось отчаянно трудно — будто сражаешься с осьминогом: только освободился от одного щупальца, тут же тебя обхватывает другое. Началось с главного редактора Мэрриетта. Он всегда был так мил со мной, я просто не мог его подвести. Его отправили за границу лечиться на водах, и мне пришлось замещать его весь май. Потом Клемент Форстер, который должен был сменить меня на посту литературного редактора, настоял на том, что сначала ему нужен длительный отпуск. Мне необходимо было сделать кучу выписок для моей книги в Британском музее, а работать там я мог только по вечерам Так все и цеплялось одно за другое.

С девятнадцатого апреля «Утес» перешел в наши руки — в совместное владение в равных долях, без всякой арендной платы. «Он достался нам целиком, — добавляла Памела, — от недр до небес».

Насчет небес в наш век воздухоплавания я не был так уж уверен.

Как это ни выводило меня из себя, я не видел возможности окончательно освободиться раньше июля. Памела же, как она выразилась, просто «плюнула на Лондон» и уехала. Она поселилась в «Золотой лани», я выкроил несколько дней и провел их там с ней нанял рабочих и оставил ее за всем присматривать. Ее донесения отличались излишней восторженностью. Но даже сделав скидку на ее темперамент я испытывал удовлетворение оттого, что ремонт идет хорошо. Я ездил к ней три раза на уик-энд и нашел, что она справляется со всем превосходно и счастлива безмерно. Меня бесило, что я лишаюсь такого удовольствия. Капитан не предлагал помощи и не проявлял какого-либо интереса, но это меня не удивляло и не беспокоило. У старика трудный характер, говорил я себе, и лучше оставить его в покое; я ничуть не сомневался, что рано или поздно Памела подружится с его внучкой.

Странное дитя. Она напоминала мне начинающий распускаться нарцисс.

Когда Форстер уехал, я перебрался в его квартиру и отправил в «Утес» нашу мебель; еще через неделю я проводил туда с Паддингтонского вокзала Лиззи, увозившую целую коллекцию корзин и кота.

— Мой Виски! — давясь от смеха, сообщила она носильщику, когда тот внес корзину с котом в купе. — Я без Виски никуда, ни днем ни ночью. Куда бы ни поехала, Виски всегда со мной.

Эта шутка ей все еще не надоела. Носильщик оказался ей под стать.

— И правильно, мадам! — подмигнул он. — А иначе пропадешь!