Тайна «Утеса»

— Боже мой, где же ключ! — с отчаянием воскликнула девушка, потом, подумав, сказала. — Но я его найду. Простите, вам придется немного подождать. Пройдите, пожалуйста, сюда.

Она оставила нас в маленькой чопорной гостиной и очень скоро вернулась с ключом. Он был большой и ржавый.

— По-моему, это тот самый ключ. Я думаю, я могу дать его вам? А может быть, вы согласитесь еще немного подождать?

Казалось, она чем-то обеспокоена. Я объяснил, что нам предстоит целый день добираться до Лондона и мы не хотели бы терять времени. Словно приняв важное решение, она вручила мне ключ.

— Хорошо, возьмите. Я постараюсь все объяснить дедушке. — Она вздохнула с досадой. — К сожалению, я никак не могу пойти с вами. Я только что вымыла голову. Какая обида!

— Не стойте из-за нас на сквозняке, простудитесь! — забеспокоилась Памела.

Лицо девушки опять осветилось немного удивленной улыбкой, и она ответила Памеле открытым, хотя и чуть застенчивым взглядом. Когда дверь за нами закрылась, я представил себе, как она мысленно рвется в «Утес» вместе с нами. «Действительно, — подумал я, — очень досадно! Надо же было ей только что вымыть голову»

* * *

Ключ никак не хотел поворачиваться в замке парадной двери. Мы прошли между стеной дома и поднимавшимся совсем близко от нее склоном холма и обнаружили маленькую заднюю дверь; она заскрипела, с трудом подалась и впустила нас внутрь. Пройдя через комнату для мытья посуды, мы оказались в большой выложенной кафелем, кухне. Здесь было сумрачно оттого, что окна, покрытые толстым слоем пыли, выходили на холм. Во всех углах, на кухонной раковине, на кранах висели фестоны мохнатой от пыли паутины. Но в кухне было электричество, стоял кипятильник, раковина оказалась удобной, и Памела сказала, что здесь достаточно просторно.

— Никаких приспособлений для облегчения труда, — заметила она, — но зато много места. Лиззи и ее коту будет удобно.

Это было важное соображение. Лиззи Флинн готовила нам с того времени, как мне было семнадцать, а Памеле одиннадцать, до тех пор, пока нам не пришлось расстаться с нашим домом в Уимблдоне. Лиззи утешала Памелу, когда умерла наша мать, приучала ее вести хозяйство, помогала сносить капризы отца. Я не раз видел, как они рыдали в кухне друг у друга на груди, когда отец в очередной раз возвращал нетронутым какое-нибудь изысканное, с трудом сооруженное лакомство. Когда мы прощались, Лиззи поклялась Памеле, что вернется к ней в любое время и в любое место, лишь бы можно было взять с собой ее рыжего кота. А места для Лиззи требовалось немало.

— Ей здесь понравится! — объявила Памела, обследуя полки, стенные шкафы, чуланы, прачечную и целых две или три кладовых для хранения провизии, расположившихся под плоской крышей нижнего этажа в коридоре, который тянулся вдоль кухни.

Мы быстро все осмотрели, заглянули в комнату для прислуги и устремились в центральную часть дома. Широкий коридор привел нас прямо к парадному входу. Стоя спиной к дверям, мы с восхищением разглядывали холл и лестницу. На редкость хорошо спланированный и красивый холл был удивительно просторным для такого небольшого дома. Пологая лестница с перилами красного дерева вела во второй этаж, там на площадке перила плавно изгибались и шли дальше до коридора, уходившего влево.

Справа от нас, у начала лестницы, виднелась строгая простая дверь, другая точно такая же, находилась напротив нее.

— Как чудесно! — воскликнула Памела, открывая правую дверь.

Наверно, здесь раньше была столовая. В ней царил полумрак, поскольку сквозь ставни пробивались только узкие лучи света, но все равно легко было понять, как хороша эта комната — длинная, с высоким потолком и с красивой каминной полкой из мрамора. Южное окно, вероятно, выходило на залив, а восточное было выдвинуто вперед наподобие фонаря, так что его не закрывала тень от холма. Приятно, должно быть, завтракать в такой столовой!

— На окна — тяжелые шелковые шторы, — бормотала Памела. — Стены покрасить под слоновую кость, старинный простой стол. Веджвудский фарфор…

Я пересек широкий холл, открыл дверь напротив и замер. Более очаровательной комнаты я никогда не видел. В ней тоже был полумрак, будто в подводной лодке, но я видел, как совершенны ее очертания, как изящны карнизы, как красив камин. Я представил себе, как здесь хорошо, когда открыты все окна и в них вливается воздух, напоенный запахом моря и вереска. Памела, остановившаяся рядом со мной, восторженно вздохнула:

— Божественные пропорции, правда?

Комната казалась островком покоя, лишь наши шаги по паркету нарушали давно устоявшуюся тишину. Здесь ничто не могло помешать творческому порыву, здесь ему не грозила опасность быть растраченным впустую. Мне страстно захотелось поселиться тут, но я ничего не сказал Памеле.