Тайна «Утеса»

Дороти Мэкардл Тайна «Утеса»

Глава I «УТЕС»

Казалось, нашему автомобилю сообщалась бодрая жизнерадостность утра — весело урча, он мчался вдоль вересковых полей и легко взлетал по петляющим дорогам на вершины холмов.

Хорошо, что мы сразу опустили верх: весенний воздух кружил голову. Высоко в небе сияла легкая дымка, на деревьях и живых изгородях зеленела молодая листва, птицы хлопотливо щебетали, а на склонах холмов резвились, брыкаясь и блея, ягнята. Моя сестра сняла шляпу — все равно ее сдуло бы ветром. Мы пустились в путь так необычно рано — еще до девяти — исключительно стараниями Памелы и сейчас уже приближались к морю.

Сама по себе затея была безрассудной, мы отъехали от Лондона на двести миль, а завтра в двенадцать мне надлежало быть в редакции. Как ни спокойно текла жизнь в нашей газете, как ни добродушен был главный редактор Мэрриетт, растянуть уик-энд больше чем от четырех часов пятницы до полудня во вторник не представлялось возможным. Но, тем не менее, не просалютовав Атлантическому океану со знаменитых Девонширских утесов, я возвращаться не собирался, да и Памела рвалась посмотреть объявленный к продаже дом.

Она слегка опьянела от весеннего воздуха и болтала без умолку:

— Вот увидишь, будет жарко, Родди! Ой, смотри какой чудесный терновник! Я чувствую, сегодня нам повезет! И «Марафон» — такое звучное название для дома, правда?

— Ах, вот почему ты так хочешь его увидеть! Пора бы тебе знать, чего стоят рекомендации хозяев гостиниц, — им верить нельзя! Если бы этот дом был хоть чем-то интересен, он значился бы в списках у агентов.

— У агентов! — презрительно фыркнула Памела. И была права, от этих списков мы никакого проку не видели.

— Смотри, вон деревня. Сворачивай направо.

Я съехал с шоссе на крутую проселочную дорогу, машина легко взяла подъем, и мы сразу увидели дом и море. Я остановился, так как на калитке висела табличка с надписью «Марафон», но выходить не спешил — дом оказался унылым бараком, его фасад смотрел на северо-восток, а к великолепному морскому виду была обращена задняя сторона без окон.

Памела разочарованно застонала и сердито нахмурилась

— «Из „Марафона“ открывается вид на море», — возмущенно процитировала она. — Как же, открывается! Того, кто так нелепо выстроил дом в таком месте надо бы осудить на вечные скитания здесь после смерти!

Я поехал дальше, туда, где дорога исчезала и оставалась только тропинка, которая вела к самому краю обрыва. Внизу простирался океан — а может быть, и здесь это был всего лишь Бристольский залив? Неважно. Я вылез из машины и пошел по дорожке. Памела обогнала меня, бросилась вперед и сразу остановилась. Это в ее характере — она всегда норовит балансировать на краю пропасти.

Залив, казалось, улыбался, радуясь нашему восторгу. Волны искрились и плясали под ветром, слева и справа изгибались скалистые берега, море вымыло в них пещеры и арки, образовало маленькие островки, а утесы над водой поросли желтым дроком. Тут и там в море врезались мысы, вблизи они были зеленые, с подальше — серебристые, подернутые маревом, а на горизонте виднелся остров Ланди, похожий на гигантскую баржу. Я подумал, что каждый день и каждый час эта картина будет другой — меняя цвет и очертания, — и понял, что тоскую по такому виду с детства и обречен тосковать всю жизнь.

— Лучше бы этого дома здесь вовсе не было, — с горечью проговорила Памела.

Мы вернулись к машине, съехали вниз на шоссе, изучили карту и выбрали кратчайший путь к Лондону; от утреннего блаженного настроения и следа не осталось.

Обратно мы ехали, погруженные в молчание, но мысли наши текли в едином русле и сводились к одному и тому же грустному выводу — все надежды лопнули, мы сваляли дурака.

В конце концов, я сказал:

— Надо просто признать: мы ищем то, чего нет.

Памела помолчала, а потом приглушенно проговорила:

— Может быть, как-то приспособить ту ферму в Гилл-Бридже?

— Там, милая моя, ты будешь целыми днями заправлять керосиновые лампы и запасать в бочки воду для мытья. А мне, вместо того чтобы работать над книгой, придется колоть дрова и таскать эту самую воду Бог весть откуда. Есть ли в этом смысл? Нет, — и беспощадно продолжал, — за наши деньги мы можем приобрести разве что развалюху-мельницу в какой-нибудь «Сонной долине» или этакую «Лингу-Лонгу» либо «Котту-Бунгу», чуть в стороне от прочих сбившихся в кучу дач, но не самый обыкновенный, удобный, просторный и светлый дом, где можно уединиться и где кто-то сможет нас обслуживать, — такие дома в Англии уже не про нашу честь.

— Ну, мы могли бы года три прожить в Литлвуде.

— И без устали красить, плотничать, возделывать сад и огород, только не для себя, а для кого-то? Нет, я уже говорил тебе — снимать я ничего не желаю!

Памела примолкла, я тоже расстроился. Она закусила нижнюю губу. В детстве это был верный признак, что она вот-вот разревется; однако, к моему облегчению, Памела рассмеялась:

— Остается одно: объявить, что мы ищем дом с привидениями.