— Тысячи, миллионы, миллиарды! О, святая молодость с ее гиперболами! — патетически воскликнул Силантьев, подняв глаза к небу. — Зачем, дорогой Павлик, столько преувеличений? Ты сам знаешь: несколько лет назад температура в шесть тысяч градусов в турбине атомного мотора казалась нам, конструкторам, утопией, сновидением, восьмым чудом света! А сегодня? Сегодня прежняя китайская стена превратилась в простой перелаз, который можно попросту не замечать. Это сегодня, и завтра так будет. Да, температура газов в моторе растет, но все же мы ее догоним и укротим! Вместе с тобой, Павлик, мы найдем такую систему охлаждения… Я готов отвечать за это собственной головой!
Система охлаждения. При этих словах Павел словно наяву увидел, как на опытном стенде мощные помпы выдувают белые кубики затвердевшего газа. Кубики немедленно превращаются в ледяной поток, беспрерывно охлаждающий дюзы. Разве не прав Силантьев, говоря о Китайской стене? Ведь только благодаря постоянному усовершенствованию систем и охладительных смесей удалось конструкторам удлинить срок беспрерывной работы мотора с 24 до 36, затем до 48 и, наконец, до 72 часов. Металл, из которого изготовляли дюзы, стал противостоять все более и более высоким температурам, и показатели скорости на экране с каждым разом достигали все более высоких цифр. И все же сегодня Павел бросил своему учителю эти резкие слова… Как бы ни владел собой Силантьев, сомнение, высказанное Летягиным, должно было задеть его за живое.
— Верьте, Всеволод Александрович, если у меня и есть кое-какие опасения, то это не значит, что я ставлю под сомнение наши опыты. Да, мы найдем новые охлаждающие смеси, и атомные ракеты будут летать по пять, шесть, семь суток подряд. Но ведь до самой близкой от нас планеты не менее тридцати летных дней. Даже если у нас будет самая совершенная система охлаждения, выдержат ли трубы такой срок? Или лучше сразу начать поиски нового сплава для дюз? Такого, скажем, сплава, который выдержал бы температуру вдвое большую сегодняшней!
Лицо Павла покраснело от волнения. Зеленые глаза старого инженера глядели из-за толстых стекол скорее с сожалением, чем доброжелательно. На лбу Силантьева вдоль бровей собрались три глубокие складки, в голосе снова слышались иронические нотки:
— Вот тебе и раз! Ни дать ни взять — Христофор Колумб с берегов Куйбышевского моря! Молодой, но уже выдающийся научный работник Павел Летягин задумал произвести революцию в мировой науке, изобрести некий идеальный сплав. Так, что ли? Многие бегали по этой дорожке, дорогой мой. И, как тебе известно, без особой пользы. Но вот в том, что касается системы охлаждения, мы можем сказать нечто совершенно другое. Однако, я вижу, ты совсем загрустил?
Всеволод Александрович взглянул па Летягина и вдруг резко изменил тон.
— Ты, мой друг, устал. И, надо думать, проголодался. Так ведь? В таком случае у меня предложение: пойдем перекусим.
На сей раз Павел не стал перечить своему начальнику. Он с готовностью вытащил из кармана коробочку с разноцветными таблетками. Но Силантьев, увидев их, протестующе замахал руками:
— Нет, нет! Таблетки профессора Гурова может быть и впрямь способны заменить целый банкет, но я предпочитаю скромный завтрак из нескольких блюд, приготовленных на автоплите. На этот раз тебе придется отказаться от привычного стола.
И Силантьев быстрой походкой подошел к электропечке, находящейся в углу комнаты. В это время она служит холодильником, — чтобы произвести подобную метаморфозу, потребовалось лишь изменить направление тока. Приоткрыв эмалированную дверцу, Всеволод Александрович вынул несколько фруктов диковинной формы и цвета, — они походили на еловую шишку, но имели желтый цвет.
— Полюбуйтесь на новую выдумку агрономов. Гибрид ананаса с бананом. Весьма приятная штука и уже наверняка вкусней любых таблеток. А главное — они отлично помогают устранить горечь ожиданий и сомнений.
На этот раз Всеволод Александрович читает в глазах юноши упрек и ласково добавляет:
— Самое главное, Павлик, не портить попусту себе крови. Верь старым волкам, вроде меня. Как говорили в старину: начало мудрости в вере в своего учителя.
6
Четверо суток. Как медленно тянется время, сколько надежд и сомнений приносит каждый новый час! На опытном стенде скорость выбрасывания газов из дюз возросла постепенно до 50.000 километров в час. По мере нагревания газов охладительной смеси становилось все труднее поддерживать температуру мотора вдали от критического максимума. На пульте управления, откуда кибернетическое устройство автоматически руководит опытом, критический максимум обозначен ярко-красной точкой на циферблате температуры дюз. Все ближе и ближе подходит к этой точке указательная стрелка. И вот теперь, когда приближаются последние минуты и опыт должен уже вот-вот закончиться, между стрелкой и точкой остается всего лишь несколько мелких делений.