«1. Перемирие, при котором армии останутся
2. Созыв конференции в течение двух-трех дней.
3. Разрешение польско-германского конфликта, которое, учитывая положение дел на сегодня, будет, безусловно, благоприятным для Германии».
Если рейх согласен на конференцию, указывал Муссолини, «он достигнет всех своих целей и в то же время избежит войны». Не потрудившись дождаться ответа Польши, англо-французская дипломатия через итальянского посредника продавала ее.
Германские танковые клинья рвали тем временем на части польскую землю, и гитлеровцев вполне устраивали разговоры о конференции. 2 сентября Риббентроп заявил Аттолико, что вопрос зависит прежде всего от того, являются ли английская и французская ноты ультиматумом или нет. Кроме того, для «изучения проблемы» и подготовки «более детальных предложений» требуется время. Окончательная позиция Германии будет сообщена через один-два дня.
Получив ответ из Берлина, Чиано немедленно связался с Бонне и Галифаксом. Как они заявили, упомянутые ноты не являются ультиматумом. Вечером того же дня Галифакс, подтвердив согласие британского кабинета на конференцию, сделал оговорку: предварительным условием должен быть вывод германских войск из занятых районов Польши. К этой позиции присоединилась и Франция. Бонне, однако, считал возможным согласиться на «символический» отвод.
Оговорка о выводе войск не имела ничего общего с заботой Чемберлена и Даладье об интересах Польши. Им приходилось учитывать растущее возмущение общественного мнения в своих странах.
«Мне кажется, – сообщал Буллит вечером 2 сентября в Вашингтон, – что оба, Даладье и Чемберлен, стремятся не объявлять войны, пока не будет сделано новое итальянское предложение, но я не верю, чтобы общественное мнение обеих стран разрешило им дать согласие на его обсуждение до тех пор, пока германские армии не покинут польские земли».
Утром 2 сентября взволнованный польский посол нанес визит Бонне. Он потребовал, чтобы Франция немедленно оказала Польше помощь в соответствии с договором. Установлен ли срок в ноте, врученной накануне французским послом Риббентропу? Когда же Франция предъявит Германии ультиматум?
Французское правительство, ответил Бонне, сможет направить ультиматум лишь после решения парламента, заседание которого состоится во второй половине дня.
– По истечении какого срока окончится этот ультиматум?
– Я предполагаю, по истечении 48 часов, – ответил Бонне.
– Но ведь это слишком долго! Польша уже находится в состоянии войны 36 часов!
Обращения польского правительства к Англии и Франции с каждым часом становятся более настоятельными. Особенно требовалась помощь авиации союзников. Пользуясь полным господством в воздухе (большая часть польских самолетов была уничтожена на аэродромах в первый же день войны), германские воздушные силы препятствовали завершению мобилизации польской армии и доставке войск к линии фронта. Кроме того, фашистские стервятники совершали варварские налеты на населенные пункты, расстреливали на бреющем полете женщин и детей. Несравненный героизм и мужество польских летчиков не могли противостоять громадному численному и техническому превосходству гитлеровской авиации. Появление над Германией хотя бы нескольких воздушных подразделений союзников могло бы коренным образом изменить обстановку, сократить громадные жертвы, которые несло польское население.
Вечером 2 сентября, после заседания французского парламента, польский посол снова обратился к Бонне. Тот ответил, что вопрос об ультиматуме Германии должен еще обсуждаться на заседании совета министров. «Тогда польский посол потерял терпение и прямо сказал Бонне, что он о нем думает, и потребовал немедленного предъявления ультиматума Германии».
Отчаянный призыв о помощи из Варшавы поступил также на Британские острова в ночь на 3 сентября. Несмотря на поздний час, польский посол получил указание срочно явиться к Галифаксу и напомнить об обязательствах английского правительства.
С первого часа события в Польше показали подлинную цену англо-французских «гарантий». Отвечая иезуитскими отговорками на призывы о помощи, Англия и Франция продолжали изыскивать предлоги, дабы уклониться от выполнения своих обязательств перед Польшей.