Он говорил это таким странным тоном, от которого слова «сапоги, остроносые сапоги» можно было прировнять к чему-то крайне уродливому. И когда на Дафне появились те самые сапоги, то она готова была поклясться, что это всё только для его увеселения. Из земленисто-зелёной кожи с длиннющим острым носом полусапоги с огромной пряжкой были несуразными на лёгкой девичьей ноге.
- Что-то не помню, чтобы дядя Джейк такие носил, - зло буркнула девочка.
- Все носили когда-то. Только твоя сестра, пожалуй, обошлась без этого.
- И почему же?
В избушке повисла тишина.
- Твоя сестра – медиум, а не маг. Она то, через что может проходить магия, но никак не то, что само образует магию. Если я бы не дал ей частичку своей магии, то она не смогла бы колдовать.
Дафна сощурила глаза.
- Ты иногда хоть сам понимаешь, что говоришь?!
- Иногда нет, но чаще да. Всё, что я говорю всё равно, так или иначе, имеет смысл.
Девочка зашипела. Питер умел выставлять человека дураком и относился к типу людей, за которым в любом случае будет последнее слово. А с такими спорить себе дороже.
- Пойдём уже, заниматься! – прошипела Дафна.
Тот загадочно улыбнулся.
***
В убывающем солнечном свете, деревянный мальчик всё ещё смотрел на рисунок. На песке была нарисована семья, состоящая из трёх человек. Мальчик, отец и мать. Каждый брошенный ребёнок хочет иметь семью и этим легко его подкупить. Пинокио долго смотрел на этот рисунок. Он был готов принять нужное решение. Пусть опрометчивое, опасное и может быть даже неправильное… Он хотел сбежать отсюда. Его отец уже не был его отцом, он не понимал его и не любил так же, как и раньше. Сказалось время и изменения произошедшие в них обоих.
Для Пинокио детство кончилось давно. Мальчик не знал ни времени, ни часа, ни дня, когда это произошло. Он просто знал, что теперь не ребёнок. Смотреть на всё чрез пальцы постоянного детства больше не было сил. Он взрослый, и он это доказал, приняв решение остаться за барьером. Кой чёрт потянул его в этот город?! Вернуть прошлое? И чего он добился?! Когда ты взрослеешь, любые разочарования больно бьются, больно колются, иногда раздирая душу и сажая туда семена ненависти. Разочарования в себе были такими же колкими. По собственной детской глупости, Пинокио деревянный от макушки и до кончиков пальцев. Ни живой, ни мёртвый, просто деревянный. Не вечножитель, не человек, никто он. Как ваза или графин, передававшийся из поколения в поколение. Ни чувствует, ни ест, нормально ни дышит, только всё ещё почему-то живёт. Лучше было бы сдохнуть, и то нормально не получиться.
Разочарованный во всём мире, да он хотел нормальную жизнь. Даже не семью, «Гримм» нарисовала его недавние мечты, но всё-таки угадала. Нормальную жизнь подростка со всеми гормонами, прыщами, влюблённостями, руганью с родителями… Это казалось, верхом счастья, которого можно пожелать. И главное, пусть тело меняется, пусть он чувствует, пусть он перестанет быть, как ваза какой-нибудь тётушки Мэдис.
Да, он готов сбежать. И даже знал, куда и зачем побежит, что надо сделать потом и как. Он всё знал, как Шапочка когда-то. А ведь она всё ещё хранила память об этом. Ох, как выгодно её убрали с поля. Бойня даже не началась, а красноголовой бестии уже не было. Вот у кого точно вечное детство. Деревянному мальчику даже было её чуть-чуть жаль… Но кому нужна жалость? Вообще бесполезное чувство.
Пинокио немного зло стёр рисунок с мокрого песка. Взял острую палку и начал быстро черкать на земле. Сюда, кроме него никто не ходил. Никто из лагеря Противоборцев не хотел даже смотреть на него. Как мерзкая крыса. Да, он всех их ненавидел. И зачем только предводитель, Питер, держал его здесь? Он никогда не видел его, никогда не слышал его фамилии, не знал кто он такой. Они не встречались, но о нём всегда говорили.
«Что же от него хочет Гримм, чего сама не может достать, ведь практически всегда она при Питере?» - подумал парень, а сам написал на песке только краткое: «Что?» Ведь взрослых часто отличает краткость.
***
Дафна тихо ненавидела его. Нет, она понимала, конечно, что обучение магии дело нелёгкое… Но Питер Пэн похоже не учил её, а конкретно и целенаправленно над ней измывался!
«И учит, и измывается» - пыталась поправлять себя девочка, но выходило плохо. Она едва доползла до своей палатки, и единственное, что ей хотелось – упасть на мягчащую кровать. Когда она всё же сделала задуманное, брюнетка толи довольно, толи болезненно взвывала. Бабушки не было, дядя Джейк постоянно исчезал у Шиповничек, поэтому никто не бежал к Дафне с расспросами о самочувствие. Может и к лучшему. Несколько минут девочка пыталась перевернуться на спину, болезненно охая при малейшем движении и одновременно стягивая с ног сапоги. Перевернуться она так и не смогла, кинув эту идею. Нет, он точно изверг.