Тайна Великого Посольства Петра

Что ж, Петр, имея необузданный нрав, пил много и неумеренно. Это так. Но при этом о делах не забывал и занимался ими даже во время застолий. Причем довольно хитро и умело — помогала, видно, венская школа дипломатии.

Например, в окружении польских вельмож Петр много и охотно говорит о продолжении войны с Турцией. Август жалуется, что цесарь хочет заключить с Турцией без согласия союзников "убыточный" для них мир на основе "кто чем владеет". Польша по такому миру осталасъ бы с пустыми руками. Король спрашивает, какие инструкции русский царь дал своему послу на мирных переговорах.

Петр отвечает: для России сей мир отнюдь не убыточен, так как она держит славный Азов на Черном море и две крепости в устье Днепра. Но ради любимого брата своего Августа и интересов Польши готов продолжать войну с турками, если даже Австрия заключит с ними мирный договор.

Конечно, это была бравада, игра на публику, но кто знает, где и при каком дворе всплывут эти Петровы слова?

А с глазу на глаз, затворившись в горнице, шептались с Августом об ином — о совместной войне против Швеции. Возможно, в Раве-Русской и были посеяны семена будущего антишведского союза. Обоим эта идея казалась заманчивой. Шведский король Карл XI умер, оставив трон 15-летнему юнцу, помыслы которого, казалось, витали далеко от Европы. Не настала ли пора отвоевать у шведов балтийские провинции, которые отгораживали полякам и русским выход к Балтийскому морю? Письменного соглашения тогда заключать не стали: слишком неопределенной выглядела обстановка в Европе. После Вены Петр начинал понимать, что рано или поздно, но мир с турками неизбежен. Однако на плечах его по-прежнему лежала вся тяжесть турецкой войны, и он не мог расслабиться. Все его военные заботы были направлены на Юг, к азовскому флоту. Поэтому с Августом договорились помогать друг другу. А в знак взаимной верности обменялись камзолами, шляпами и шпагами.

И еще: на прощание Август подарил Петру занятную табакерку. На крышке была изображена строгай и богато одетая красавица. Но стоило нажать тайную пружинку, как появлялась другая картинка с той же красавицей, но платье у нее было уже в полном беспорядке, и по всему видно было, что она только что уступила домогательствам своего любовника… Легкомысленный был король.

* * *

Возницын тоже зря времени не терял и 20 сентября двинулся со всей своей дипломатической ратью вниз по Дунаю на "турскую комиссию". Девять "днов" дали австрийцы, а палубы и каюты к ним Прокофий Богданович за свой счет делал. Путь предстоял недальний — до города Петервардейн всего 80 миль, но занял он две недели.

Погода была теплая, ласково светило солнышко, только неприветливой казалась опаленная войной земля. Дунайские берега поразили Прокофия Богдановича своей безлюдностью. Села сожжены, поля разорены, не кричат петухи, не мычат коровы, не перекликаются между собой селяне. Пусто. Здесь пронеслась к Вене турецкая орда и откатилась потом назад, преследуемая цесарской армией. Зная интерес Петра к городам и крепостям, Возницын подробно описывает все, что видит по дороге.

Три дня провели русские в столице Венгрии — Буде, или Будине, как называл ее Прокофий Богданович. Город, хотя и был обнесен двойным кольцом крепостных стен, сильно пострадал. Жителей осталось совсем мало, отмечает Возницын, и те ютятся в земляных или соломенных хижинах.

В Буде произошла его первая встреча с польским послом паном Малаховским, воеводой Познанским. Встреча эта была несколько необычной, потому что польский посол передал Возницыну личное письмо от царя, написанное еще 4 августа из Томашева по пути в Москву. В нем, касаясь турецких дел, государь наказывал Возницыну сотрудничать с представителями польского короля. Это было логично, так как интересы обеих стран на конгрессе совпадали.

Но тут произошла накладка. Петр писал Возницыну, что король польский пришлет на конгресс "своих немцев", то есть саксонцев, которые доброжелательно относятся к союзу с Россией. Но вот что ответил Возницын:

"То твое государево письмо отдал мне не немец, и поляк, а немцев с ним ни одного человека нет, и потому я разумею, что тот посол польский больше от Речи Посполитой, нежели от короля".

Что ж, Прокофий Богданович правильно подметил эту разницу. Напомним, что у Польши того времени могло быть две политики — короля и Речи Посполитой. Но, в отличие от короля, Речь Посполитая дружелюбия Москве не выказывала.

Неясно Возницыну было другое, о чем еще разговаривали и о чем договорились русский царь и польский король, когда встретились накоротке 31 июля в небольшом городе Раве-Русской. Смутные слухи об этом волнами докатывались до Прокофия Богдановича. Но как им верить?