Тайна великого живописца

– Эдик, ты ведь пил не много, а почему такой пьяный? Кокаина в туалете нанюхался? Я тебя сколько раз предупреждал, чтобы ты не принимал наркоту…

Хруст зашевелился и выкинул вперед руку.

– Так точно, предупреждал, но ты знаешь, что легкие наркотики мне необходимы для вдохновения…

– Мы с тобой договаривались, что только легкие, а судя по твоему состоянию, ты принял приличную дозу гашиша… Ты понимаешь, что погубишь себя?!

– Я художник, – в забытьи пробормотал Хруст. – Я гений… Мне можно все…

В бессильной злобе Чарущев вскочил.

– Скотина ты, а не гений! – воскликнул он. – Если ты будешь продолжать в том же духе, то быстро угробишь себя и плохо кончишь…

– Душно, открой окно, – пробормотал Хруст жалобно.

Чарущев попытался открыть раму, но у него не получилось, тогда он открыл балконную дверь.

– Завтра утром, чтобы как штык был на работе…

Хруст тем временем окончательно впал в забытье и уже никак не реагировал на слова своего шефа.

Сердито хлопнув дверью, Чарущев стремительно покинул номер и помчался на работу.

Войдя в вестибюль, он кинулся к приемщице.

– Как дела? Клиенты есть?

Верочка страдальчески закатила глазки.

– Ни одного человека, ребята сидят, скучают без работы…

Помрачнев, Чарущев поплелся в свой кабинет.

– Пригласи всех ко мне на совещание, – не глядя, буркнул он.

– Вас следователь искал, – крикнула Верочка ему вслед.

– Что хотел?

– Просил, чтобы я позвонила ему, как только вы появитесь…

– Даже и не думай, – фыркнул Чарущев. – А теперь иди, созови ко мне ребят, и сама подтягивайся, только входную дверь на ключ закрой…

Через пять минут фотограф и три художника сидели перед владельцем студии. Запыхавшаяся Верочка устроилась с краю, словно школьница раскрыла тетрадку и достала шариковую ручку.

– Тетрадку можешь закрыть, записывать ничего не надо, все, что я скажу, – запомните и примите к действию… – Сделав паузу, Чарущев продолжил: – Вы все знаете, что наши дела плохи – мы близки к разорению… И у нас есть два пути: первый – бороться, второй – сдаться… Есть какие-нибудь другие предложения?

Художники не спешили высказываться и молча ждали, что предложит шеф.

– Так какой путь нам предпочтительнее: первый или второй?

Художник Данила Меньшиков зашевелился:

– Мне лично симпатичнее первый вариант – бороться…

– Я тоже за первый, – поддержал его фотограф Слава Огородников. – Только как бороться? И с кем?

Остальные художники, Михаил Дроздовский и Марат Гареев, тоже выбрали борьбу.

Глубоко вздохнув, Арсений Чарущев заговорщицки произнес:

– Наши конкуренты решили уничтожить нас и выбрали опасный и преступный метод борьбы с нами… Если мы будем молчать и бездействовать – нам конец…

– А кто эти конкуренты? – вмешался Марат Гареев.

– Если бы я знал, – недовольно проворчал Чарущев. – На то они и конкуренты, что действуют тайно… Убийства – это их рук дело, и, надо сказать, удачный ход: видите, клиенты к нам больше не идут…

– И что мы делать должны? – не выдержал Данила Меньшиков.

– А вот это мы с вами должны продумать вместе… Вы среди своих товарищей художников и фотографов проведите разведку боем, поинтересуйтесь осторожненько, кто нашими методами пытается работать, кто нам хочет навредить?

– Понятно, – одобрительно зашумели сотрудники. – Это мы сделаем…

– Второе, нужно всю эту неприятную ситуацию развернуть в обратном направлении, то есть чтобы она работала на нас. Для этого необходимы толковые работники средств массовой информации, и если у вас есть знакомые в этой среде и предложения, как это сделать, я готов выслушать и финансировать…

Глава 11 Экскурс в историю фотографии

В девятнадцатом веке чтобы сделать фотографию, желающий иметь фото должен был сидеть неподвижно в течение двадцати минут, а для того, чтобы человек не шевелился, голову сзади крепко держала железная рогатка. Фотографии получались неясные, еле заметные, и приходилось подправлять, подрисовывать, одним словом, сильно ретушировать, или как это тогда профессионально называлось, «разделывать» акварельными красками.

Владелец фотоателье в городе Острогожске Воронежской губернии господин Данилевский нуждался в ретушере, и, узнав, что в Острогожске есть художник, фотограф-любитель господин Тулинов, предложил ему работу.

– Я, конечно, вам благодарен, – усмехнулся в усы вальяжный Михаил Борисович Тулинов, – но, к сожалению, вынужден отклонить ваше предложение, но вместо себя предлагаю взять моего ученика Ваню Крамского, не пожалеете…

Деваться Данилевскому было некуда, других ретушеров он не знал и взял Ивана на работу.

Увидев первую отретушированную молодым человеком фотографию, владелец ателье пришел в неописуемый восторг.

– Уважаемый Иван Николаевич! – шутливо воскликнул он. – Ваша работа восхитительна!

Польщенный шестнадцатилетний Ванечка Крамской расцвел от похвалы и с еще большим усердием взялся за дело.

Пока в Острогожске стоял драгунский полк, Ванечка с утра до вечера с упоением «разделывал» фотографии. Снималось почти все население Острогожска: военные и штатские, дамы, дети и древние старики. Почти в каждом доме стояли на комоде семейные фотографии.