— Ага. А деньги где взять? На помещение, мебель, инвентарь? К тому же, я не хочу перепродавать уже созданные. Мне хочется самой делать эликсиры. Я умею. Но для официальной торговли нужна лицензия, а она очень дорого стоит.
— Ты где-то училась на это? — заинтересовался савениец.
Он знал общие принципы иривийской магии, но ему было любопытно послушать подробности. Вдруг это могло пригодиться для проникновения в библиотеку Собора?
— Да, меня дедушка учил. Он еще застал времена, когда заниматься магией мог любой житель. В ту пору и землю сами пробуждали, чтобы добыть из нее магию. И почву перерабатывали, создавая амулеты и эликсиры. Амулеты — это сложно, там еще кузница своя нужна. А вот эликсиры я бы могла делать. И земляные смеси — это совсем просто.
— Смеси?
Судя по тому, как загорелись глаза Элики, савениец сделал вывод, что тема эта девушке чрезвычайно интересна.
— Ну да. Под разные типы заклинаний, — пояснила блондиночка. — Правда, их теперь редко кто берет. Там надо уметь магичить. Разная почва годится под разные заклинания. Вот, например, здешняя почва, — девчонка наклонилась, зачерпнув пригоршню земли. — Если пробудить в ней магию и использовать в таком виде, то максимум, что получится — небольшой ураган.
Аферист мысленно усмехнулся: ничего себе «максимум». Но перебивать не стал. Он умиротворенно наблюдал, как девчонка с азартом вещает о магии.
— Но, если я нагрею почву до, скажем, температуры в шестьдесят градусов — смогу наколдовать морок, — объясняла девчонка. — Если до семидесяти трех — удастся вызвать огненных змей. А при заморозке выйдет отличная блок-стена.
— А что будет, если нагреть до семидесяти четырех? Или ста? — спросил Рурык.
— В том-то и дело! Иной раз буквально на градус температуру поднимешь — и всё! Землю можно разве что под выращивание растений отдавать. Ничего толкового из нее уже не выйдет. Но это еще не все. Самое интересное начинается при смешивании. Например, если к нагретой почве Гердены добавить промытый речной песок, да накалить, что аж плавиться станет — можно вызвать небесное сияние! Знаешь, как красиво смотрится? Ночное небо, а на нем всполохи: красные, желтые, белесые. Переливаются меж собой. Мне в детстве дедушка показывал. Один раз. Его потом за это в тюрьму на месяц посадили. Кто-то из соседей донес, что это он всполохи наколдовал.
— В тюрьму?
— Ну да. У нас с этим строго. Дед с юности занимался созданием магии, а как запретили, так он тайком, в чулане. И мне показывал, как с землей работать. Даже мои родители не знали, чем мы с дедушкой занимаемся. Магичить можно только имея лицензию, а она невероятно дорогая. Мало кто может ее позволить. В основном только крупные организации и заводы, либо очень богатые люди. А беднякам только и остается, что покупать уже готовые эликсиры и амулеты.
Рурык понял, что тема для девушки весьма болезненная и не решился продолжать. Перевел взгляд на огни домов, горящие на противоположном берегу и отражающиеся размазанными всполохами в темной воде. Ветер приносил запах прелой листвы, река размеренно убаюкивала плеском волн, и где-то вдалеке одинокая птица выводила колыбельную мелодию.
— Твоя очередь рассказывать, — тихо произнесла Элика. — Зачем тебе деньги?
Юноша зябко поежился и с головой обернулся в теплый плед, отчего приобрел сходство с окуклившейся гусеницей.
— Замок купить хочу, — нехотя признался он. — И титул герцогский.
— На кой? — удивилась напарница.
— Как сказать… — замялся Рурык. — Дело в том, что я и сам родился в замке. Нет-нет, не сыном короля. Отца я никогда не знал, а мать работала простой гувернанткой при дочке господина. Мама у меня хорошая, но ей приходилось трудиться с утра до ночи. Да и сам я с детства старался ей помогать. Однако довольно скоро понял, что, работая слугой в замке все, что можно получить — это скромный обед и крышу над головой. За все остальные удовольствия нужно платить, а для этого требуется зарабатывать. К десяти годам я не умел ни читать, ни писать, зато мог продать что угодно кому угодно. Например, у жены герцога имелась личная модистка — рассеянная старушка, шившая для хозяйки платья и шляпки. Она вечно забывала, куда убирала булавки, пуговицы и прочую мелочь. Надо ли говорить, что как только я прознал об этом недуге, склероз модистки стал прогрессировать? К швейным мелочам прибавились ленты, брошки и заколки, которые вдруг обнаруживались в нарядах деревенских барышень.
Элика хихикнула, с интересом слушая историю савенийца.
— И тебя ни разу не поймали?
Рурык самодовольно фыркнул: