Тайна Верховной жрицы

Административные здания, чьи парадные двери выходили на площадь, были забаррикадированы изнутри. Подступы к зданиям охраняла полиция, а служащие приходили на работу с черного входа. Впрочем, пока митингующие лишь пару раз сделали вялые попытки захвата. Народ еще надеялся решить дело миром. Единственное заведение, которое пострадало от митингующих — ресторан столичного аристократа. Его владелец с ужасом взирал, как толпа горожан хозяйничает в его заведении, превращая элитное место в опорный пункт борьбы с властью. Аристократ пытался добиться аудиенции императора, но Альбрег отмахнулся: людям надо где-то ночевать. Лучше пусть громят ресторан, чем штурмуют дворец.

На площади повсюду горели костры, привлекая к себе самый разный люд. Возле одного из таких костров расположились пятеро человек: молодой лицеист, дородная женщина, работавшая прачкой, двое рабочих с фабрики и старик-фермер. Он единственный, кто сидел, примостившись на деревянный ящик. Остальные стоя грели руки у костра и вели беседу:

— Главное, не расходиться. Держаться всем вместе! Друзей на площадь звать. Чем нас будет больше — тем быстрее дело пойдет! — говорил первый мужчина.

— А толку-то стоять? Уже столько дней стоим и ничего! — спорил с ним второй. — Вот ежели б императора разок припугнуть хорошенько — он бы живо налоги поотменял.

— Припугнуть! — морщился первый. А пулю под нос не хочешь? Он как солдат своих выставит, да как ружья на нас наставит, и что тогда делать будешь?

— Не уж-то станет по нам стрелять? — охнула баба.

— А я бы и под пули пошел! — заявил мальчишка-лицеист, которому хотелось настоящих сражений.

— Полезет он. Ишь, смелый какой выискался. И толку-то от твоих геройств? — хмыкнул в усы первый мужчина.

— Это лучше, чем сидеть и бездействовать! — запальчиво возразил ученик. — Правильно Геньцинек говорит: надо брать дворец штурмом! Нам нужен новый правитель!

— Слушай своего Геньцинека больше, — махнула рукой баба. — Ты вон слыхал, чего про него народ говорит? С савенийцами он спутался! Ради них народ баламутит. У него дворец в Гердене отгрохан, и дом в Канзе строится. Нет ему веры. Эти богачи они все заодно. Он тебя вот, дурака молодого, под пули толкнет, а сам потом во дворце своем будет жить да бед не знать.

— Да скажите тоже! — обиделся парень, для которого Геньцинек стал своего рода кумиром. — Вы больше сплетни слушайте — вам еще и не такого расскажут! Как будто не знаете, что это все имперские шавки слухи распускают. Специально против Геньцинека настраивают.

— Кто распускает — я судить не берусь, да только против порядочного человека и распускать будет нечего, — не уступала баба. — Да и рожа у него странная. Нос как у поросенка, а сам тощий, мелкий, вертлявый. Все суетится, кричит.

— Трещина у меня по огороду пошла, — грустно вздохнул дед. На его слова не обратили внимания, так как это эту фразу он повторял уже не первый раз. — Вот рядом с домом прошла. Еще бы чуток левее и прям по фундаменту… — старик вздыхал. — Я ж не против императора. Ему ж оно виднее — на что налоги собирать. Пусть кто хочет тот и правит, да только меня бы не трогали. Но вишь… сушится почва. Нет в землице больше магии. Ей бы дать отдохнуть чуток. Хоть с годик. А кудыть я тогда сам денусь? Ведь каждый месяц деньги требуют. Да и пусть бы требовали. Но землицы бы новой завезли, с юга. Тогда бы и всяко полегче стало…

Дедок бормотал, не замечая, что собеседники не слушают его, продолжая спорить о своем.

Неожиданно в двух кварталах от лагеря прогремел взрыв. А спустя минуту еще один, да с такой силой, что грязно-черные клубы дыма потянулись к небу точно смерчевые вихри. По улицам прокатился грохот, от которого закладывало уши.

— Да это ж никак лицей мой горит! — восторженно крикнул мальчишка. — Неужто наши и до лицея дорвались? Ну дают!

И позабыв обо всем, рванул к полыхающему зданию, радуясь, что теперь еще долго не будет занятий.

* * *

— Ты доволен? — Эр ворвался в кабинет Альберга без предупреждения. По сути, он единственный, кроме покойных племянниц, имел на то право. И теперь этим пользовался.

— Взорванный лицей! В жилых домах стекла выбило. Более трех десятков погибших и около восьмидесяти раненых. Окрестные больницы переполнены! У людей траур! Ты этого хотел?

Император поднял тяжелый взгляд, оторвавшись от записки. Лицо его было мрачно, но Эр не придал этому значения. Он продолжал возмущаться:

— Разворотить половину квартала — это и был твой план? Так ты хочешь присмирить подданных? Убить? Да если бы я не знал тебя с детства — я бы после такого и руки тебе не подал!

Эр был вне себя от негодования. Он, конечно, понимал, что трагедия отвлечет горожан от протеста, заставит боятся савенийцев, но какой ценой!

— Что на тебя нашло?! Ты же говорил, это будет небольшой взрыв, что постараешься обойтись без жертв?!

— Сторож-скотина приворовывал, — меланхолично отозвался Альберг. — Стаскивал в подвал учебные мешки с активированной магией. Земля сдетонировала.

Император говорил об этом так, словно обсуждал погоду.