Тайна Воланда

Слово — это очень важно. Бегемот и левиафан, две трубы, реки, текущие навстречу друг другу, кровообращение — все это жалкие попытки описать нечто, связывающее верх и низ. («Я буду солнце лить свое, а ты свое — стихами»). Вспомните дубненскую лекцию Бартини: тяжелые психочастицы опускаются на «дно» — в мир солнц и планет. — а легкие дрейфуют по направлению к «источнику их зарождения». Это похоже на драгу: «ковши» душ опускаются один за другим, сбрасывают новейшие идеи и зачерпывают «наваждения Земли». Мир создается Словом и в Него возвращается.

А может, это тоже — Школа? Сыны Божьи строят и разрушают свои песочные замки на берегу великой Реки Времени — воплощаются, играют, творят, реализуют себя, — отлично зная. что в них самих воплощены еще более высокие существа. Все живое — единая цепь, которая удерживает Вселенную от бесформенности и хаоса.

4. «ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС, ГРАЖДАНИН, СОВРАМШИ!»

«Прошу заметить», — без конца повторяет Булгаков. И — «если строго вдуматься»… Разве не слышится в этом призыв к внимательному чтению? Заметьте: Воланд озабочен качеством провизии. Эпизод с буфетчиком показывает, что пища богов — «первой свежести», а ниже происходит деградация идеи: пирог с гусиной печенкой, третьедневочные щи, брюквенная баланда… Неспроста Булгаков показывает на балу два джаза — человеческий и обезьяний: «Человек — обезьяна бога». Еще более откровенен И. Ефремов в «Часе Быка»:

«Каждое действие, хотя бы внешне гуманное, оборачивается бедствием для отдельных людей, целых групп и всего человечества. Идея, провозглашающая добро, имеет тенденцию но мере исполнения нести с собой все больше плохого, становиться вредоносной…».

Идея — луч, брошенный в человечество. Вернее — просочившийся в него, как просачиваются в захолустье столичные сплетни. Он обезображивается до неузнаваемости: «Мысль изреченная есть ложь». Искажение информации — закон нашего мира. Именно по этой причине свет рассеивается даже в вакууме, а слово, прожив многие сотни лет, выворачивается наизнанку. Взять, к примеру, слово «урод»: в языке древних славян — «красавец»!

А разве сама жизнь не является результатом нескончаемой цепочки ошибок в генетическом коде? Абсолютное большинство мутантов гибнет, но единицы получают преимущество, размножаются и вытесняют прежний вид.

Своей непреложностью и всеобщностью всемирный закон искажения превосходит все известные физические закономерности: мысль и материя одинаково деформируются в потоке Времени. Кривая, по которой год от года ускоряется реализация задуманного — это одновременно и график стремительного превращения в свою противоположность. Никто не знает, сколько столетий разделяют миф об Икаре и самолет, но способы борьбы с летанием были реализованы через несколько лет после первых стартов братьев Райт: истребитель, зенитное орудие, аэростат заграждения… Подобным примерам нет числа. Нам пора догадаться, что мир создан для максимального искажения информации. Об этом знал и Льюис Кэрролл, придумавший детскую игру в «испорченный телефон».

Так говорил Бартини на междисциплинарном семинаре в Дубне. Идея сходит в ад физического мира через человека творческого. Он «слышит» сигнал и преобразует поступившую информацию во что-то другое — в художественный текст, на холст или в чертеж, — внося необходимые погрешности посильно, в меру таланта. Народные массы — «усилитель». Они подхватывают все новое и самоотверженно воплощают, искажая идею окончательно — строят ракету или рушат прогнившее государство. Засылаем, к примеру, в «мыслеприемник» по имени Ф.Ницше трижды романтическую грезу о свободном человеке. А что на выходе? Костры из книг, «ФАУ-2» и гора детской обуви перед газовой камерой…

«Царства, секты и религии претерпят столь полное изменение, что воистину станут своей противоположностью», — предупреждал Нострадамус. Не потому ли, что Вселенная — «испорченный телефон» Бога, королевство кривых зеркал? Воланд подсказывает: мир — «вранье от первого до последнего слова». И доктор Стравинский не зря говорит: «Мало ли чего можно рассказать. Не всему же надо верить».

«В начале было Слово…».

И — «вранье от первого до последнего слова»…

Неспроста в романе все перекошенные, косятся, косоглазые или косые, ударяются о косяки и даже обзаводятся косами. Ночной гость Ивана что-то бормотал про косой дождь. Разгадка скрыта в разговоре поэта с мастером: «девица со скошенными к носу от постоянного вранья глазами». И про «испорченный телефон» у Булгакова есть, — он испортился в Варьете, перед сеансом Воланда. «И остальные аппараты в здании испортились», — повторяет автор. «Врать не надо по телефону!» — говорят Варенухе после бала. Этот «телефон» и сам прекрасно «соврет» — онтологически, по изначальной сути!