Тайна Воланда

Ответ лежит на поверхности, — это подозрительно. Не скрыт ли здесь намек на другое место и другую находку? Ефремов пишет, что статую установили на центральной площади столицы… «соседнего государства»! Казань — столица завоеванного ханства. Если верить легенде, этот город возник на том месте, где ханская дочь уронила в Волгу золотой казан. А кто нашел под водой золотую статую? Девушка с восточными чертами лица!..

Еще одна находка появляется несколькими главами выше, — это дискообразный звездолет, прилетевший из другой галактики. Конь весит четыреста тонн, диаметр звездного диска — четыреста метров. (Какое интересное совпадение: у Остапа — четыреста способов отъема денег, Бендер и Корейко проехали на верблюдах четыреста километров!) Не намекает ли это число на отрезок времени, отделяющий «Атон» от эпохи Ивана Грозного? Золотой конь найден в подводном гроте: «Грозный обрыв андезитовых скал навис над пловцами». О самом коне сказано, что он смотрел «с грозною злобой».

Одна из героинь «Туманности…» — историк Веда Конг — мечтает найти под землей «древние тайники для сокровищ искусств». Коня обнаружили в подводном гроте «странного острова», похожего на «низкую башню». Подземелье башни? Известно, что после взятия Казани в тамошнем кремле стали строить церковь. По совету попа Сильвестра ее назвали Благовещенской, — как и храм в Московском Кремле, в котором Сильвестр был настоятелем.

В первой главе «Золотого теленка» великий комбинатор идет по «провинциальному кремлю» и замечает некоторые советские реалии: «Из церковного подвала несло холодом, бил оттуда кислый винный запах. Там, как видно, хранился картофель». «Храм спаса на картошке», — сказал Остап. А чего стоит реплика председателя арбатовского исполкома: «Церкви у нас замечательные. Тут уже из Главнауки приезжали, собираются реставрировать». Действие романа точно датируется: «1930 год от Рождества Христова» — самый разгул воинствующего атеизма!

Вернемся к шифру «Двенадцати стульев». Железнодорожный клуб с «прекрасной библиотекой» соединился с несуществующим Рязанским вокзалом и привел нас в Казань. Но вокзал-анахронизм скрывает еще одну тайну — имя человека, ставшего прототипом Воланда. Старый клуб снесли и построили новый, — и точно так же поступили со старым вокзалом в 1912 году. Единственный предмет, оставшийся от прежнего клуба — стул. В романе его ищут Бендер и Воробьянинов, а в либретто, задуманном Ляписом-Трубецким — переодетый итальянский аристократ, гроссмейстер тайного ордена. А что осталось от Рязанского вокзала? Небольшой зал в итальянском стиле.

12."В ОДНОЙ ИСТОРИИ ОТЫСКИВАЮЩИЙ ДРУГУЮ…"

Отвечая на вопросы журнала «Техника-молодежи», И.Ефремов назвал своей любимой книгой «Золотую цепь» А.Грина. Она начинается с того, что юнга вертит в руках переплет с начисто вырванными страницами — «тайную книгу». «Что знаем мы о себе?» — такую надпись оставил неизвестный на внутренней стороне переплета. И далее: «Надпись в особенности терзала тем, что недавно парни с „Мелузины“, напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой руке, выколов татуировку в виде трех слов: „Я все знаю“. Они высмеяли меня за то, что я читал книги…».

Истинное золото — книги?

Мелузина — женщина, превратившаяся в крылатого змея. Не зашифровано ли здесь местонахождение сундуков с царской библиотекой? Все дальнейшее убеждает в правильности нашей догадки: юный книгочей слышит о человеке, нашедшем сказочное сокровище и в его воображении рисуются «сундуки, окованные золотыми скрепами». Затем он попадает в библиотеку таинственного дворца, видит золотую цепь (скрепы!) и назначается… помощником библиотекаря!

Имя юнги — Сандро. Александр. Нетрудно догадаться, что в образе ученика и помощника Александр Грин вывел себя. Но кто же был его учителем? После публикации романа «Блистающий мир» один маститый писатель похвалил автора: «Прекрасная фантастика!» Грин удивился: «Какая фантастика?! Разве не понятно, что летающий человек — это символ!» Что же символизирует Друд? Как и булгаковский Воланд, он единственный раз выступает в цирке, его пытаются арестовать и даже называют сатаной. Безмерно велик «объем власти» гриновского сверхчеловека: Друд говорит, что мог бы стать для планеты живым богом и в один миг преобразить человечество. «Его влияние огромно, его связи бесчисленны. Никто не подозревает, кто он — одно, другое, третье, десятое имя открывают ему доверчивые двери и уши. Он бродит по мастерским молодых пьяниц, внушая им или обольщая их пейзажами неведомых нам планет, насвистывает поэтам оратории и симфонии, …, поддакивает изобретателям, тревожит сны и вмешивается в судьбу…».

Типичное прогрессорство!

«Вот все, что надо, что можно, что следовало сказать об этой крупной душе.., — пишет Грин в конце романа. — Но еще несколько слов, может быть, совершенно удовлетворят пытливого читателя, думающего дальше, чем автор, и в одной истории отыскивающего другую…». Значит, у героя этой истории был прототип?