Тайна Воланда

Большую часть времени земляне проводят возле «огромного диска» и в библиотеке. Но встрече с чужим звездолетом предшествует эпизод с операцией аппендицита. Обратите внимание: доктор биологических наук И.Ефремов описывает змееобразный аппарат, который вползает в рот спящего астронавигатора, проходит сфинктер (?), двенадцатиперстную кишку (?!) и достигает червеобразного отростка (?!!). «Ошибка» — знак того, что текст следует понимать в обратном смысле: все происходит на Земле («Теллур» — от лат. «Tellus» — «Земля»), а в межзвездный Тоннель уходят люди с особой наследственностью — «живые звездолеты».

Любой символ заключает в себе гигантскую пирамиду смыслов, плавно перетекающих один в другой и все более неразличимых по мере приближения к вершине. Многие алхимики туманно намекали на связь Великого Делания с кровью, но лишь единицы из них понимали, что истинной целью работы с веществом должно быть преображение души. «Душа тела — в крови», — учит Библия. Не на эту ли фиксацию указывает Ефремов? Что же происходит с кровью — материальным носителем души?

«Мастер и Маргарита» — очень «кровавый» роман: льется кровь Иешуа, Берлиоза, Ивана, Майгеля, Бенгальского и Бегемота, кровавый душ принимает Маргарита, лужи крови темнеют на булыжнике мостовой — и все смешивается в золотой чаше Воланда, пресуществляясь в мистическое вино. Этот символ отлично поняли братья Стругацкие: в «Попытке к бегству» упомянут напиток «Кровь тахорга», в «Миллионе лет…» пьют вино «Бычья кровь», с винопития начинается «Хромая судьба».

«Мы увидим чистую реку воды жизни», — записал на пергаменте Левий Матвей, ученик Иешуа. Кровь — это и есть «вода жизни». «Единственный живой» шахматист Воланд, играющий всеми остальными фигурами — жертва и палач одновременно. Он проливает свою животворящую кровь в человечество и собирает ее обратно: «Сдавайте валюту!». (Лат. valeo — здоровье). «Я пью ваше здоровье, господа!» — объявляет Воланд гостям и пьет кровь барона — то есть, свою собственную, уже ставшую вином. А что пили перед полетом мастер, Маргарита и Азазелло? Здоровье Воланда. Вино, присланное влюбленным — это его собственная кровь:

«Вино нюхали, налили в стаканы, глядели сквозь него на исчезающий перед грозою свет в окне. Видели, как все окрашивается в цвет крови».

И далее: «— Здоровье Воланда! — воскликнула Маргарита, поднимая свой стакан. Все трое приложились к стаканам и сделали по большому глотку».

Кровообращение.

«Маргарита разглядела маленькую женскую фигурку, лежащую на земле, а возле нее в луже крови разметавшего руки маленького ребенка». Но: «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья».

Кровь Воланда — великое жертвоприношение, незримое вино, которое от века пьет человечество. Опасаясь того, что читатели не поймут этот символ, Булгаков вводит эпизод с медицинскими кровососами и профессором Кузьминым. Профессор «…сидел в спальне на кровати, причем пиявки висели у него на висках, за ушами и на шее». (Воланд — тоже профессор, его видят в спальне сидящим на постели!). Но и это не помогло: роман прочитали с точностью до наоборот. Именно в заключительной сцене бала — там, где Воланд и Маргарита пьют кровь, — булгаковеды дружно увидели «сатанизм» и «черную мессу».

«Пейте, сие есть кровь Моя», — говорил Иисус. А вот как описывается казнь Иешуа: «…Сидели жирные слепни и сосали желтое обнаженное тело». Это и есть человечество по Булгакову: «Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся массой». «Просто мне хотелось повидать москвичей в массе», — объяснил артист буфетчику. И — «в партере зашевелились»…

Эта черная шевелящаяся масса народонаселения, сосущая невидимую кровь земного Демиурга — миллиардоликая маска Воланда, под которой исчезло его лицо. Ее нужно снять: «Зрительская масса требует разоблачения!» 

8. ПРИМУС-ПЕРВЫЙ

Булгаковское «Золотое Руно» почти неузнаваемо — это золотой пудель, вытканный на подушке, которую чернокожий слуга кладет Маргарите под правую ногу. На трости Воланда мы видим голову черного пуделя: «нигредо», «черная голова», первая стадия Великого Делания, называемая также «головой Адама». На превращение черноты первовещества в духовное золото указывает и черный пудель в овальной золотой рамке на тяжелой цепи, которую надевают на шею «бездетной тридцатилетней Маргарите». Но кто же она — не буквально, разумеется, а символически? «Это украшение чрезвычайно обременило королеву», — подсказывает Булгаков. Праматерь Ева? Вот почему к всепрощающей «хозяйке бала» поднимаются толпы гостей Воланда: все они — ее дети!