— Она спит, не тревожь её сейчас. Я не желаю знать, как произошло то, что я увидел. Но я даю тебе два дня на то, чтобы разрешить эту ситуацию без скандала и отмены свадьбы. Ты уже давно взрослый мужчина, так поступи, как должно воину и принцу!
С этими словами Владыка удалился, оставляя сына предаваться самобичеванию весь остаток ночи, вплоть до рассвета.
Утром Аэлин обнаружила у своей постели Нэю, которая ждала её пробуждения. На столике у постели стоял поднос с завтраком.
Аэлин решительно отказалась, сама мысль о еде вызывала у неё чувство, близкое к тошноте. Но Нэя была тверда.
— Его Величество велел передать, что лично явится сюда и накормит тебя силой, если ты вздумаешь отказываться от пищи!
Девушка с сомнением взглянула на горничную. Уж не придумала ли она это, чтобы заставить принцессу позавтракать?
Но проверять, являются ли намерения Его Величества истинными, у неё не было никакого желания. А потому, принцессе пришлось через силу проглотить свой завтрак. Как ни странно, она почувствовала себя лучше.
Силы ей сегодня понадобятся, это точно. Ей нужно очень серьёзно подумать. И принять решение о своей дальнейшей судьбе.
Попросив Нэю оставить её одну, Аэлин заперлась на ключ.
Она упрямо не желала отпирать, несмотря на неоднократные попытки мужа поговорить с ней. Аэлин не желала с ним разговаривать.
После того, что она увидела, едва ли разговор имел смысл. Полураздетый Леголас, сжимающий в своих объятиях абсолютно нагую Тауриэль…
О чем вообще можно говорить, когда всё и так понятно? Он же не табуретом от неё отбивался, ведь так?
Аэлин казалось, что ей было больно, когда она узнала об этом растреклятом письме мужа к его «первой любви», но то, что она почувствовала вчера, увидев своими глазами доказательство его измены, не шло ни в какое сравнение с той болью.
Её терзала боль разочарования, что было намного хуже. Обиду можно простить, а разочарование оставляет пустоту в душе, словно её выжгло пламя.
Она плакала целый день, а к вечеру ей показалось, что слёз уже не осталось. Одна и та же мысль крутилась в голове: как он мог? Как?!
Несколько часов назад Леголас целовал её, прижимал к себе, шептал слова любви…
Она чуть было не отдалась ему! Слава Эру, этого не произошло, иначе было бы ещё больнее. И его поступок был бы ещё более циничным предательством.
Что же теперь делать дальше? Как она сможет произнести свадебную клятву и возлечь с ним на супружеское ложе? Да она до конца мира не забудет его в объятиях Тауриэль, а значит, не позволит мужу прикоснуться к себе!
Отказаться от свадьбы? Разразится скандал. Отец тоже не поймет её и вполне справедливо может заявить, что отказываться нужно было раньше.
Нет, она не станет портить свадьбу Арвен и Арагорну. Отказ от свадьбы исключается!
Время от времени Леголас снова возвращался к её двери и отчаянно колотил по ней, призывая Аэлин поговорить с ним. Он пробовал и уговаривать, и злиться, и даже угрожать, что разнесет дубовую дверь в щепки, если жена не подчинится ему. Он был в бешенстве. Или, скорее, в отчаянии, и Аэлин могла бы убедиться в этом, если бы открыла дверь.
Она понимала его бессильную злобу — король, видимо, взял с него клятвенное обещание помириться с женой, а на это у принца оставалось всего два дня, до отъезда в Гондор.
Трандуил вовсе не хотел публичного позора на всё Средиземье, который непременно разразится, если Аэлин сбежит из-под венца. Следовательно, именно короля она должна была благодарить за то, что её муж так упорно обивал порог её спальни целый день, а вовсе не муки совести самого Леголаса.
Как могла она так ошибиться в нем? Поверить его словам о любви? Или все мужчины поступают так — объясняются в любви жёнам, а потом идут и спокойно предаются своей похоти в объятиях любовниц?
Но, почему-то, Аэлин не представляла, что Арагорн смог бы так поступить с её сестрой! Выходит, это именно её бремя — быть обманутой женой. Да ещё на пороге венчания. Обидно…
Так что же всё-таки ей делать? Может…обвенчаться и не позволять ему прикасаться к ней? Хорошая мысль! Глаза девушки сверкнули мстительным огнём.
А вдруг муж принудит её силой? Перспектива быть изнасилованной в свою первую брачную ночь как-то не вдохновляла… Хотя, в глубине души, Аэлин не считала Леголаса способным на такое.
Подобного поступка скорее можно было ожидать от Саурона, попади она в его руки, но не от сына короля. Значит, у неё есть возможность сыграть на этом и отомстить мужу за его предательство!
В том, что ей самой не грозит сорваться и добровольно подарить мужу своё тело, Аэлин была уверена. После увиденной вчера сцены она вообще сомневалась, что у неё возникнет подобное желание! Во всяком случае, по отношению к нему.
Да если он только попытается обнять её, она всякий раз будет видеть его объятия с Тауриэль!
Не говоря уже об исполнении супружеского долга! Долга… Надо же, какое точное определение! В её случае это обещает стать именно долгом, тяжким бременем…
Нет, никогда она не сможет отдаться мужу без любви! Ему придётся смириться!