Тайна ворона

Наблюдения показали, что в действиях Ямагами, обезьян и ятагарасу есть определенный порядок. Судя по всему, роли ятагарасу и обезьян на священной земле различались. Обезьяны в основном обслуживали Ямагами, а ятагарасу следили, чтобы пленница не пропала. Надзукихико лишь изредка приходил из Ямаути проверить, как дела у Сихо, а вход в ее темницу сторожили по очереди другие ятагарасу.

Оодзару иногда покидал Ямагами, но, похоже, старался не оставлять его надолго. Наверное, он возвращался в свое жилище, чтобы поспать, однако чаще всего девушка видела их вместе.

Зато прихвостни Оодзару появлялись все реже. Возможно, у них вообще не было обычая находиться рядом с божеством. В первые два-три дня Сихо сталкивалась с их злорадными ухмылками: видимо, они ожидали, что девушка вот-вот сбежит. Но позже она стала замечать, что при встрече обезьяны лишь в нетерпении скрежещут зубами, а однажды они и вовсе исчезли из виду.

Нормальной еды Сихо не давали. Голодный человек в плену вполне мог бы повредиться рассудком, но она сохраняла разум лишь потому, что ей удавалось хоть немного поспать.

С той ночи Сихо каждый раз видела один и тот же сон о маме. Стоило ей лечь и задремать, сразу появлялась покойная мама и гладила ее. Девушке удавалось хорошо выспаться даже за такое короткое время, и всегда после сна ей казалось, что физически стало гораздо легче. Возможно, благодаря этому брань Ямагами, которую она едва выносила первое время, с третьего дня Сихо стала пропускать мимо ушей.

Человек ко всему привыкает. Девшука восхищалась своими жизненными силами, будто смотрела на себя со стороны, а с тех пор, как научилась сохранять хладнокровие, она заметила, что Ямагами поносит ее иначе.

При Оодзару и в его отсутствие божество ругалось по-разному. Когда обезьяна находилась рядом, Ямагами был особенно жесток. Оодзару словно подливал масла в огонь, и гнев ребенка не только не утихал, но, наоборот, разгорался пуще прежнего. А вот если поблизости оказывался Надзукихико, Ямагами часто направлял свою злобу на ятагарасу.

– Мерзкие грязные вороны! Трусливые предатели, ваши противные душонки прогнили насквозь!

Однако Надзукихико лишь молча выслушивал эту брань, ни словом не отвечая на упреки.

Сихо запомнилось и то, что в такие моменты Оодзару выглядел еще довольнее, чем когда бранили ее.

– И правда, что с этими воронами поделаешь? – радостно кивала обезьяна, поддакивая хозяину.

Если же ее не было, Ямагами не столько ругался, сколько злился и досадовал.

Прошло уже дней десять с тех пор, как Сихо оказалась здесь. Оодзару не пришел, они собрались втроем: Ямагами, Надзукихико и Сихо. Ребенок, как всегда, вопил – впрочем, постепенно он сбавил тон, возможно, потому, что обезьяна сегодня не показывалась.

– Эх, предатель… Не хочу тебя видеть. Уходи! – Жалобный голос звучал гораздо слабее, чем обычно.

Не поднимая глаз, Надзукихико вышел, а Сихо задумалась, что слишком уж часто слышит в его адрес это слово. И не послышалась ли ей горесть в голосе Ямагами?.. Девушка ощутила в божестве слабость, которой не замечала, когда рядом находился Оодзару.

– А почему ты называешь Надзукихико предателем? – сорвался с ее губ вопрос.

Сихо спохватилась, но было поздно. Девушка всегда задавала вопросы не думая. И хотя она уже немного освоилась здесь, однако никак не ожидала, что плохая привычка вновь даст о себе знать.

Девушка сжалась, готовясь к очередному граду упреков, как вдруг услышала не раздраженный вопль, а жалобный вздох ужасно усталого взрослого:

– Он меня бросил. Я был слаб, а он отступился от меня, заперся с той стороны ворот и не вернулся. Вороны забыли меня. Забыли, потому что я им больше не нужен. И что они опять тут делают?

Он засмеялся, будто иронизируя над самим собой.

Сихо впервые услышала нормальный ответ. Это было настолько непохоже на знакомого ей Ямагами, что она опешила. Девушка невольно всмотрелась в ребенка: а ведь он стал гораздо крупнее, чем десять дней назад. Хоть и говорят, что дети растут быстро, но такая скорость явно необычна для человеческого малыша. Он по-прежнему выглядел уродливо, однако в неуверенном взгляде теперь чувствовалась какая-то человечность.

Сихо не знала, можно ли ей вставить словечко в монолог Ямагами, кажется обращенный к самому себе, но тут младенец обронил:

– И ты такая же. Все, уходи.

Так ничего и не сказав, девушка вернулась к себе. Она забралась в постель, но сон не шел. Настоящее лицо Ямагами, которое он впервые показал ей, взволновало ее. На какой-то миг чудище стало похожим на человека.

Она повернулась на другой бок и, глядя в ту сторону, где жил Ямагами, подумала: «Наверное, между ним и ятагарасу в прошлом что-то произошло».

* * *

«Сихо! Сихо! Вставай!» – шептал кто-то ей в ухо.

Она открыла глаза и увидела девушку в таком же белом кимоно, какое носила сама.

– Вы кто?