Тайна воцарения Романовых

На Лену в это время пришел еще один отряд, 38 служилых во главе с В.Шаховским. Другую партию сборщиков ясака привел из Енисейска сын боярский Парфен Ходырев. Имел столкновения с еще не объясаченными якутами, но в итоге заставил их принять подданство царю. А экспедиция Посника Иванова, осваивая Вилюй, основала там Верхневилюйское зимовье. В прочих местах тоже возникали зимовья и острожки. Более обжитыми становились обе дороги с Енисея на Лену — через Нижнюю Тунгуску на Вилюй и через Ангару на Усть-Кут. Впрочем, “дороги” оставались понятием весьма относительным. И появлялись такие географические названия, как “бык Вындомского” — скала, где потерпела аварию ладья илимского воеводы Т.А. Вындомского. Или “Оладьина шивера” (стремнина) — где аналогичная неприятность постигла воеводу Б.Д. Оладьина.

Но вообще в сибирской топонимике и гидронимике можно заметить важную закономерность — в отличие, допустим, от Америки, практически везде сохранялись названия рек, гор, местностей, данные коренным населением. Даже среди русских населенных пунктов не было ни одной Новой Москвы или Нового Устюга! Они тоже получали названия по местным рекам, племенам, народам: Мангазея, Якутск, Братский (бурятский) острог. И в этом также нетрудно увидеть характер взаимоотношений землепроходцев с сибирскими племенами — уважение к ним, признание равными себе. И еще одна особенность — у русских не возникло какого-либо обобщенного названия для жителей Сибири. Как, скажем, многочисленные этносы Америки оказались свалены в кучу под прозвищем “индейцы”, народы Африки — “негры”, Океании — “папуасы”. А вот в российских документах той эпохи каждый этнос выделяется особо, по своим племенным, а то и родовым названиям. И участники экспедиций, и воеводы очень внимательно относились к национальным особенностям, никогда не смешивая эвенков с эвенами, бурят с калмыками, якутов с юкагирами.

Иностранцы, еще в XVII в. удивлявшиеся, как “горсть людей овладела таким громадным пространством”, приходили к выводу: это удалось не из-за того, что местные племена “были покорены военною силою, но по убеждению туземцев и исключительно в надежде на выгоду в будущем от торговых отношений с московитянами”. Разумеется, дело обстояло не так просто и не так радужно. Желание пускать на свою территорию пришельцев и платить ясак выражалось далеко не всегда. Первые контакты часто бывали кровавыми. Для объясачивания брали “аманатов” — заложников из “лучших мужиков”, для чего в острожках строились специальные аманатские избы. Но и в этом отношении царские указы строго предписывали гуманность: “А аманатов их в остроге велети кормити государевыми запасы и беречи накрепко…” И, кстати, перевод “заложники” оказывается не совсем корректным. Жизни и здоровью аманатов ничто не угрожало, даже если соплеменники взбунтуются. Обычно их брали от кочевых народов, охотников и оленеводов, чтобы те не ушли неизвестно куда — попробуй их потом найди в тайге или тундре! А, например, для якутов институт аманатства очень быстро отменили. И размер ясака, как и в Западной Сибири, установился небольшой. С рядовых якутов брали 1 соболя в год, с богатых — 1 соболя с 4 голов имеющегося у них скота. А с безлошадных вообще не брали — считалось, что без лошади человек не может охотиться.

И взаимопонимание устанавливалось быстро. Якуты, ламуты и тунгусы обращались к русским с просьбыми защитить от соседей, выручить из плена сородичей. Землепроходцы вмешивались, помогали, они и сами были заинтересованы, чтобы среди новых подданных царя установился мир и порядок. И хотя родовое самоуправление сохранялось, многие местные жители в спорных ситуациях предпочитали идти на суд не к своим князьцам и тойонам, а к русским воеводам и начальникам, считая их суд более справедливым. Бывало, что служилые заступались даже за рабов. До нас дошли донесения о некоторых делах, вроде обид некоего Овсея — “хозяин его, нюрюптейский якут Декин Боков, его, Овсея, не поит и не кормит, бьет и увечит”. Якуты были близки к русским и по быту, вели оседлый образ жизни, поэтому служилые и крестьяне стали охотно брать якуток в жены — они имели навыки домашнего хозяйства, да еще и мужа могли научить, как приспособить это хозяйство к здешним условиям.