Тайна высокого дома

— Да, в Петербург и спросить у вашего отца, не нашел ли он у вашей умирающей матери какой-либо бумаги о вашем рождении. Он, быть может, скрыл ее, чтобы оградить вас от несчастья, а она-то и составит ваше счастье…

— Я не понимаю… — начал было Борис Иванович.

— Вам нечего и понимать… Надо слушаться… Через несколько месяцев вы вернетесь… с бумагой ли или без нее, если, быть может, я ошибаюсь в своих предположениях — Татьяна Петровна, наверное, будет вашей женой.

— О, ты мне возвращаешь жизнь… Но нельзя ли таки объяснить мне…

— После… когда наступит время, а теперь я больше ничего не могу сказать вам… Идите домой… я провожу вас…

Сабиров послушно встал и пошел по льду реки к берегу. Егор Никифоров проводил его до гостиницы.

— Поезжайте и возвращайтесь скорее… — было его последнее слово.

Растроганный Борис Иванович бросился на шею старому нищему.

Более месяца потребовалось, чтобы устроить все формальности для получения отпуска. Наконец, Борис Иванович получил желанную бумагу и на другой же день выехал из К. с единственною мыслью поскорее доскакать до Петербурга и тотчас же вернуться обратно в «страну изгнания», которая стала для него теперь «обетованной землей».

«Вернетесь с бумагой или без нее — Татьяна Петровна наверное будет вашей женой!» — райской мелодией звучали в его ушах слова старого нищего.

Часть вторая От мрака к свету

I В беседке

Прошло несколько месяцев.

Иннокентий Антипович оказался прав, сказав Борису Ивановичу Сабирову, что любовь к нему Татьяны Петровны пройдет как сон.

Вскоре после елки в общественном собрании Иннокентий Антипович увез свою крестницу в высокий дом и под разными предлогами не ездил в К., дожидаясь исполнения Сабировым его обещания.

За его отъездом он поручил следить одному своему знакомому, который и уведомил его вскоре, что молодой инженер собирается ехать в отпуск, а затем известил и об его отъезде из К.

Гладких вздохнул свободно. Он остался доволен инженером.

— Честный малый, хоть и навозник! — сказал себе самому закоренелый сибиряк.

На мгновение у него даже мелькнула мысль, как бы сожаления, что он оттолкнул его — что, быть может, его крестница была бы с ним счастлива.

«Существует ли тот… другой?.. Не игра ли это моего воображения… Быть может, он давно с матерью спит в сырой земле…»

Он с ужасом оттолкнул от себя эту мысль.

Что касается Татьяны Петровны, то она, несмотря на свои лета — в Сибири, впрочем, девушки развиваются поздно — была совершенным ребенком. Сердце ее не знало иной привязанности, как к ее отцу и к крестному — серьезное чувство еще не было знакомо ей.

Ей понравился Борис Иванович, она поддалась его нежным речам, ей было любо смотреть в его выразительные черные глаза — редкость у блондина — она почувствовала нечто похожее на любовь, но зародышу чувства не дали развиться, и она, не видя предмет этой скорее первичной, чем первой любви, скоро забыла о нем, а если и вспоминала, то без особого сожаления. Она не успела привыкнуть ни к нему, ни к своему новому чувству, он не успел сделаться для нее необходимым.

Когда она узнала об его отъезде, что-то как будто кольнуло ей в сердце, но в этой боли она не дала себе ясного отчета. Ее, впрочем, поджидала другая боль, другое горе.

Снова стоял май месяц. В этом году он был особенно чуден и тепел. Татьяна Петровна проводила почти весь день в садовой беседке за вязанием.

Так было и в описываемый нами день. Татьяна Петровна сидела в беседке с вязанием в руках.

Был первый час дня. Иннокентий Антипович был на прииске, а Петр Иннокентьевич, по обыкновению, ходил из угла в угол в своем кабинете и думал свою тяжелую думу.

Вдруг в беседку развязано вошел Семен Семенович и совершенно неожиданно для молодой девушки сел около нее. Она порывисто встала, чтобы уйти, но он грубо схватил ее за руку и заставил сесть.

Она удивленно вскинула на него глаза. В них блестнули искорки гнева.

— Мне надо поговорить с вами… — хрипло сказал он.

— Но мне не о чем говорить с вами! — отвечала она.

Она опять было поднялась, чтобы уйти, но он снова силой усадил ее рядом с собою.

— Я повторяю вам, что мне надо с вами поговорить… — грубо сказал он.

Она смерила его презрительным взглядом.

— Хорошо. Побеседуем…

— Вы знаете, что я вас люблю…

— Ваше поведение этого не доказывает.

— Если бы я не любил вас, мой отец не приезжал бы сюда нарочно, чтобы просить вашей руки… Вы помните, что из этого вышло… Гладких и вы оскорбили моего отца, оскорбили меня своим отказом…

— В чем же тут оскорбление?.. Я просто не хочу быть вашей женой.

Семен Семенович побледнел и закусил нижнюю губу.

— Я, впрочем, ни за кого не собираюсь выходить замуж… — смягчила она этот резкий ответ.

— А ваш инженер?

— Какой инженер? — спросила возмущенная молодая девушка.