Тайна высокого дома

— Тогда я задушу ее! — злобно прохрипел он. — Мне все равно… Я жажду мщения… Если она не досталась мне, то пусть никому не достанется, никому… Я отомщу, хотя бы на другой день меня повесили.

Даже достойный отец содрогнулся при этих словах своего достойного сына.

— Уж и сделаю ей я свадебный подарок, — злобно захихикал Семен Семенович. — Пойдем! — обратился он к отцу.

Тот молча последовал за сыном.

Когда шум их шагов утих в отдалении, Марья Петровна приподнялась с земли и встала вся бледная и дрожащая.

— И они называются людьми? — с отвращением пробормотала она. — Люди? Нет, они хуже диких зверей!.. Бедная Таня могла сделаться жертвой палачей, этих выродков человеческого рода… Господь милосердный не дал мне сна, чтобы я могла спасти дочь Егора… И я спасу ее… Этот негодяй встретит меня на своей позорной дороге…

Задумчивая, она вернулась в сторожку. Она решила не говорить ничего Егору Никифорову, чтобы не испугать его. Она сама надеялась на свои силы, чтобы уберечь молодую девушку от гнусных поползновений негодяя.

Позорный замысел против ни в чем неповинной девушки до того взволновал ее, что она совершенно забыла о второй части заговора этих двух негодяев, замысливших ограбить ее отца.

Спасти во что бы то ни стало Таню — вот единственная мысль, которая была в голове Марьи Петровны.

Она прилегла на скамью, но сон бежал от ее глаз. Всю ночь напролет она продумала, каким образом помешать совершиться гнусному преступлению.

Она не знала еще, что она этим спасет честь невесты своего сына.

«Что делать? Что делать?» — спрашивала она себя мысленно.

К утру в ее голове созрел план.

XVII Переодевание

Наступило утро.

Солнце радостно играло на небе. В тайге слышалось щебетание птиц и отдаленные голоса рабочих.

Марья Петровна сидела на скамье в заброшенной сторожке и думала о своем прошлом, о светлых днях своей давно минувшей молодости.

Воспоминания расстроили ее, она заплакала. Крупные слезы текли по исхудалым щекам.

Скоро увидит она своего сына, скоро упадет она к ногам своего отца! Чего ей желать более?

Взгляд ее случайно скользнул по ее разорванному платью, грубым, исцарапанным рукам и рваной обуви. Она смутилась и покраснела.

Как может она в таком виде показаться своему сыну — петербургскому инженеру.

Она удивилась сама, как могла она прожить так долго в таких лохмотьях? Как низко опустилась она — гордая девушка!

Но теперь… теперь нашла она своего сына… Проклятие снято с нее… теперь опять все будет хорошо.

Егор Никифоров, между тем, думая, что Марья Петровна спит, вылез в окно из своей каморки и пошел к саду, полукругом окаймлявшему высокий дом.

Таня из своего окна увидела его и выбежала к нему навстречу…

— Отец, милый отец, с добрым утром…

С непривычки Егор отшатнулся и осторожно произнес:

— Тссс…

— Здесь нас никто не услышит, поцелуй свою дочь… — продолжала молодая девушка, бросаясь к нему на шею.

Он покрыл ее лицо горячими поцелуями.

— Я тебя так люблю, так люблю… — шептала она. Егор Никифоров утопал в счастьи.

— Сегодня ночью я не сомкнула глаз и все думала, как благородно, как великодушно поступил ты… Как я горжусь таким отцом… О, ты увидишь, как я заставлю тебя забыть все твои страдания одной своею любовью…

— Дорогое дитя, уже в тот день, когда я узнал, что ты моя дочь, я забыл все прошлое, уже с того дня я живу дивным настоящим…

Она не дала ему договорить, снова повиснув на его шее. Он взял ее за талию, как малого ребенка, два раза приподнял на воздух и снова поставил на место.

— У меня есть до тебя дело, стрекоза! — сказал он серьезным тоном. — Я хочу попросить у тебя…

— Все, что хочешь…

— Нет ли у тебя каких-либо вещей, оставшихся от Марьи Петровны?

— Конечно, есть; все, что принадлежало ей, уложено в отдельных сундуках…

— И эти сундуки?

— В комнате крестного…

— В них есть платья и белье?..

— Все, что принадлежало бедной Марии… Там такие чудные кружева, но их и мне крестный не позволил взять, а купил новые…

— Они заперты?

— Да, но ключи у меня…

— Мне надо было бы иметь одно из платьев Марьи Петровны, самое простое, а также и остальное, чтобы одеться с головы до ног… чулки, башмаки…

Татьяна Петровна удивленно-вопросительно смотрела на своего отца.

— Я вчера встретил одну очень бедную женщину и хотел бы дать ей возможность переменить ее рубище на более приличное платье.

Молодая девушка смутилась.

— Я… я бы лучше ей дала денег из своих… — нерешительно сказала она.

— Нет, нет, денег ей не надо…

— Но, может быть, это не понравится крестному… Он так дорожит всем, что принадлежало Марии…

— Успокойся, Таня! Иннокентий Антипович не рассердится, а, напротив, будет очень доволен… Положись на меня…

— В таком случае, я отберу все необходимое и вынесу тебе сейчас же сюда в узле…

— Да, поторопись, дитя мое, я подожду тебя здесь.

— Знаю я эту бедную женщину?

— Нет, ты ее не знаешь.

— Откуда же она, не из поселка и не из половинки, из Завидова?

— Я не могу этого сказать тебе…

— Это тайна?

— Да, тайна…

— Тогда я не буду больше спрашивать… — засмеялась она.

— Не лишнее будет, если ты положишь в узел гребенку, шпильки и булавки… — сказал Егор.