Тайна высокого дома

— Отец, отец… — начала она дрожащим голосом. — Мария, твоя кающаяся дочь… у твоих ног…

Петр Иннокентьевич не верил своим ушам. На минуту он точно онемел, вытаращив глаза.

Вдруг лицо его просияло.

Дрожащими руками схватил он голову своей дочери и, подняв ее, молча созерцал дорогие черты.

— Моя дочь, моя дочь! О, дай мне еще раз насмотреться на тебя… Как долго я ждал этой минуты… Это ты, это действительно ты, это твои дорогие черты, это твои прекрасные глаза. Я нашел опять свою Марию… Таня, слышишь, это твоя старшая сестра, которая скоро сделается твоей матерью… Маня, Маня, мы тебя искали так долго, так долго… Где же ты скрывалась, почему ты не вернулась…

— Отец, ведь ты проклял меня…

— Молчи, молчи… Теперь я прошу у тебя прощенья…

— Если ты находишь, что я довольно выстрадала, то сними с меня это проклятие…

Петр Иннокентьевич заплакал.

— Приди ко мне в объятия, дочь моя, чтобы я мог чувствовать тебя у моего сердца…

Он стал лихорадочно целовать ее.

После минутного молчания он снова заговорил:

— Твой поступок был, конечно, нехорош, но судьба достаточно тебя покарала… Если кто из нас виноват, то, конечно, я… Мария, дорогая моя доченька, твой отец был безжалостен к тебе, имей теперь жалость ко мне. Маня, на краю могилы, прошу тебя простить твоего преступного отца…

— Отец, дорогой отец! — воскликнула она, обнимая его в безумном восторге.

— Я когда-то проклял тебя, теперь я тебя благословлю от всей глубины моего сердца…

Его взгляд с благодарностью обращался к висевшему в углу образу Спасителя в золотой кованной ризе.

— О, лишь бы мне не умереть, не видав моего внука, — прошептал он.

Только усилиями своей железной воли он поддерживал себя. Но силы его быстро ослабевали, холодный пот выступил на лбу, голова откинулась назад.

— Отец, отец!.. Что с тобой? — воскликнула Марья Петровна.

— Ничего! — прошептал он. — Я только слаб… Эта неожиданность, это счастье…

Он протянул свои руки обеим женщинам и улыбнулся.

— Вот восходит солнышко…

Он вздохнул…

— Это будет хороший день. Боже, Боже мой, как хорош и величествен управляемый Тобою мир…

Вдруг он вздрогнул.

— Маня, Маня! Поскорей бы приехал Иннокентий с твоим сыном…

Послышался стук подъезжающего экипажа.

Петр Иннокентьевич привстал в страшном волнении.

Татьяна Петровна выглянула в окно.

— Это доктор!

Через несколько минут вошел знакомый нам Вацлав Лаврентьевич Вандаловский, которого застали в Завидове на вскрытии. Марья Петровна быстро отошла в глубину комнаты.

Доктор долго осматривал и выслушивал старика. На его лице было такое серьезное беспокойство, что Татьяна Петровна спросила:

— Разве это так серьезно, доктор?

— Я ничего не могу определить положительного, надо подождать, — ответил он.

— Вы, наверное, испытали сильное нравственное потрясение?.. — спросил он Петра Иннокентьевича.

Тот только кивнул головой.

— У вас почему-то было, видимо, задержано дыхание, и вследствие этого сделался сильный прилив крови к голове.

Он заметил следы на шее старика.

— Это что такое?

Петр Иннокентьевич подробно рассказал ему событие минувшей ночи.

— Теперь мне все понятно… Он вас душил… Но это очень серьезно… Кто бы мог это быть? Он должен был знать расположение комнат… Вы уверены в своей прислуге?

— Как в самом себе…

Доктор недоверчиво покачал головой и, усевшись за письменный стол, стал писать рецепт, по которому надо было послать в К., пока же приказал делать холодные компрессы на голову, позволив больному, по его желанию, оставаться в кресле.

XXI Последние минуты

Петр Иннокентьевич остался снова наедине со своими дочерьми, родной и приемной.

Марья Петровна подошла к отцу и снова стала на колени у его ног. Татьяна Петровна стояла у окна по другую сторону.

— Я не хотел огорчать нашего доброго доктора, — сказал Толстых, тяжело дыша, — но я чувствую, что доживаю последние минуты.

Обе женщины заплакали.

— Не плачьте, дети мои, ведь надо же когда-нибудь умереть… Вы обе мои дочери, да! Мои любимые дочери… Я чувствую, что смерть здесь, близко, но ваше присутствие отнимает у меня страх перед ней… Напротив, мне так легко, так хорошо… Только бы Иннокентий поскорей приехал с моим внуком… Но послушайте, мне надо исполнить еще один долг, я не смею умереть, не исполнив этого долга… Позови всех наших старых слуг, Таня… а придя назад, достань там, на письменном столе, бумагу и пиши, что я буду диктовать тебе.

Таня вышла исполнить приказание старика. Марья Петровна встала с колен.

— Я угадываю, отец, что ты хочешь делать…

— И ты согласна, что я должен это сделать?

— Да, отец, тебе будет легче, если ты снимешь незаслуженную вину с Егора Никифорова, но позволь мне уйти.

— Иди, дочь не должна слышать исповеди своего отца… Иди в комнату Иннокентия…

Марья Петровна вышла.

Вошла Таня и, сев за письменный стол, приготовилась писать.

Старые слуги дома, в числе пяти человек, вошли вслед за ней в кабинет Толстых. Среди них был и Егор Никифоров, которого Таня встретила в кухне и позвала к Петру Иннокентьевичу.

— Он умирает, он умирает… — в ужасе шепнула ему молодая девушка.

Толстых начал говорить хриплым, слабым голосом.