То есть, как хоронят в лагерях, я не очень-то представлял, но мне этот вариант казался вполне логичным. Как бы ещё им удалось дать деру на следующий день после смерти Пельменя. Вот конвоир и двое, несущих (или везущих на тачке?) гроб проходят на лагерное кладбище, которое, конечно, охраняется хуже, чем другие места - и расположено отдельно от всех других мест. Вот Петько и Скрипицын долбят и долбят землю, а конвоир в конце концов принимается ворон считать или просто кемарит. Вот они переглядываются и перешептываются...
Прав я или не прав, это, в конце концов, неважно. Главное - они решили не упускать свой шанс.
Я поднялся к бомбардировщику, позвав Топу, чтобы он шел следом.
Снег так и был наполовину раскопан, из снега торчали изогнутые куски металла. Будто скелет динозавра, честное слово!
- Ну, Топа! - сказал я. - Смотри, что тут мог искать Петько. Мы ведь тысячу раз здесь проходили - и ты ничего не чуял, так? А теперь напрягись, прошу тебя!
Топа понял. Он с недоверием обнюхивал вчерашние следы Петько и палки, которыми тот пользовался, и пару раз рыкнул, узнавая запах нехорошего человека, с которым он вчера так здорово разобрался. Потом он стал водить носом активнее и активнее, закружил по снегу - и, остановившись у одной из дырок, проткнутых в снегу корявой палкой, прямо-таки влез носом в эту дырку. Скосив на меня глаз, он коротко тявкнул - и принялся копать снег!
Я чуть не упал на месте. В итоге, мы что-то все-таки нашли! Но что?
- Копай, Топа! - проговорил я, задыхаясь от волнения. - Копай! А я тебе помогу!
Я опустился на колени и стал энергично рыть снег, не щадя своих варежек.
Чтобы докопаться до земли и расчистить весь снег на полметра вокруг, нам понадобилось минут пятнадцать.
И я увидел в земле, среди вечно зеленых и глянцевых листьев брусники, небольшое отверстие. Чуть больше мышиной норы. Да это и была, наверное, мышиная нора.
- Топа! - я не знал, смеяться мне или плакать. - Мы ведь не мышей ищем!
Топа поглядел на меня с таким видом оскорбленного достоинства, что я понял: тут что-то не так. Я ткнул палкой в нору - и услышал глухой скрежещущий звук: дерево царапнуло по металлу.
- Вот оно что! - присвистнул я. - Интересно! Но... Но, Топа... - я опустился на колени и приглядывался. - Эта труба - меньше десяти сантиметров в диаметре. В неё даже карлик не пролезет! И уходит она далеко... Скорей всего, в никуда. Скорей всего, это какая-то из трубок бомбардировщика, которая вот так, под углом, ушла в землю. Быть входом в подземелье она никак не может.
Топа поглядел на меня с таким видом, что, мол, сам знаю, не держи меня за дурака. Никто и не собирался пролезать в эту штуковину, она нужна для другого.
- Для чего, Топа? - спросил я.
И тут мне почудилось, что из трубы отдаленно доносятся какие-то голоса.
- Топа!.. - прошептал я. - Топтыгин, дорогой!.. Кажется, сегодня ты получишь премию - здоровый кусок лосятины!..
И я приник ухом к трубе.
- ...спятить... Да хоть полгода... никто не найдет... Чугунка, дрова, уголь... Тушенки, тушенки!.. Шкатулка, белого металла... Восемь паспортов... Куда угодно...
Хоть слышно было и довольно погано, но я узнал голоса Миши, Алексея Николаевича и ещё кого-то - наверно, начальника милиции города. А может, просто одного из оперативников.
Я выпрямился. У меня голова кружилась.