Тайна XV

— Ксаверия, вчера я наблюдал. На площадке Триподы стоят на часах и наблюдают за небом… Ни одного Марсианина, свидетеля ночных ужасов, нет в живых… Нас может выдать до некоторой степени только отсутствие уничтоженного нами Трипода. Это, конечно риск.

— Да, конечно, это рискованно, — прошептала Ксаверия.

Почти в ту же минуту они услышали шум шагов. Появился Вернейль.

— Исполнено, повелитель!

— Хорошо!.. Спустись в корзину, раздень оба тела… Когда кончишь, позови меня. Я тебе помогу вытащить их из корзины и похоронить.

Печальная обязанность потребовала добрых полчаса. Сэнт-Клер вырыл яму своим электро-зеркалом и положил в нее оба трупа…

Ксаверия с башенки прочитала молитву. Но Сэнт-Клеру и Вернейлю некогда было предаваться сожалениям. Ведь это война! Они тоже рисковали жизнью!.. И им еще и еще предстоит рисковать…

— Вперед!

Сэнт-Клер увидел, что Ксаверия, украдкой отерев слезу, вытянулась и прошептала:

— Вперед!

Он взял ее головку обеими руками и долго целовал ее трепещущие губы.

Вдруг показалась прогалина. Вернейль уменьшил ход Трипода, который самым естественным образом сделал два шага по площадке и остановился.

— Здесь! — сказал Никталоп. — Станем на часы, как и прочие.

В самом деле: восемь триподов стояли на равном расстоянии один от другого. Они образовали кольцо часовых, которое Сэнт-Клер увеличил еще одним триподом.

Все трое смотрели в бойницы…

Все было спокойно.

Но что-то посередине лужайки заинтересовало земных обитателей. Там не было больше пушек, которые ночью видел Сэнт-Клер…

Машины-руки и змеи образовали широкий круг, в центре которого открывалась яма. И из этой ямы вдруг выскочила мачта. Мачта поднималась. Показалась узкая платформа. Потом появились четыре металлических стержня, поддерживающие платформу.

— Что бы это могло быть? — спросил Вернейль.

Четыре блестящих стержня достигли уже высоты Трипода и все продолжали подниматься. Эти стержни оканчивались у площадки, которая тоже стала подниматься, поддерживаемая шестью стержнями, затем следующая восемью, следующая десятью стержнями и это все подымалось и подымалось.

— Но это настоящая башня! — сказала Ксаверия.

— Откуда она выходит, черт возьми! — воскликнул Вернейль.

— Вот уже более ста метров, — сказал Сэнт-Клер.

— Чудеса! чудеса!

— Но что это может быть?

Медленно поднималась механическая башня. Она возвышалась уже на триста метров и все продолжала вытягиваться…

Наконец площадь, образованная многочисленными стержнями заполнила всю яму и сейчас же движение прекратилось.

Башня была высотой в семьсот метров.

Внезапно раздался раскат грома и привлек их внимание к яме. Но оттуда ничего не появилось.

— Марсиане сошли в яму, сказал Сэнт-Клер.

Вернейль вдруг начал смеяться.

— Чего вы смеетесь? — спросила с беспокойством молодая женщина.

— Вы позволите? — спросил серьезно Вернейль, повернувшись к Сэнт-Клеру.

— Говорите.

— Мои мысли бродили там и сям… Это со мной часто бываете. И я сказал себе: Марсиане, марсиане! Нет ли другого термина!.. Мы говорим человек и земной.

…Марсианин аналогично земному. А человек?.. Как обозначить общим названием обитателей Марса? Марсианин это не человек, не тело: это голова. По-гречески голова «кефале».

Почему не говорить Кефал, как говорят человек?.. Это придало бы разнообразие нашему разговору. Как вы думаете?

— Пусть будет кефал! — сказал Никталоп, улыбаясь. — Я не подозревал за вами таких литературных изысканий, Вернейль, и я поздравляю вас с тем, что вы думаете об особенностях и разнообразии выражений, при обстоятельствах, когда многие и даже кефалы заботились бы только о своей жизни. А пока, будем наблюдать кефалов!

Польщенный Вернейль поместился у бойницы.

Шум не прекращался. Он исходил из недр почвы, где Марсиане готовили свои чудеса.

Прошло, по крайней мере, четверть часа.

— Ай, что это? — сказал Вернейль. — Становится совсем темно… Уж не затмение ли это солнца?

— Правда, — сказала Ксаверия.

Они подняли головы.

Там, наверху, далеко наверху, на самой вершине башни, расширялось облако, имея центром башню, разбегалось концентрическими кругами. И при каждом толчке, при каждом расширении круга, вся туча становилась чернее, гуще, компактнее.

— О! однако! — прошептал Вернейль.

Молчание. Потом:

— Они делают искусственную ночь на острове.

— Зачем?

Прошло десять минут.

— Кстати, — сказал Вернейль, — куда девалась летательная машина, о которой вы нам говорили? Ее здесь нет?

— Нет.

Ксаверия прижималась к Сэнт-Клеру. Наконец, настала абсолютная темнота.

Вдруг в темноте открылся внезапно огненный глаз… Потом другой и еще… восемь. Восемь прожекторов сосредоточили на яме лучи, выходившие из башен треног.

— Вернейль! — сказал Сэнт-Клер. — Триподы зажгли свои прожекторы. Сделаем то же, что и они.

И девятый сноп яркого света направился на яму и на машины-руки, окружавшие ее.

— Что нам теперь делать? — спросила Ксаверия голосом, в котором слышалось желание казаться спокойной.

— Надо действовать, — сказал Никталоп. — Я не хочу более ждать. Кефалы заняли места у своих машин. Возьмем в плен двух и уйдем!..

— Но Франк должен прийти только к ночи. К настоящей ночи.